Борис Корнилов - Все адмиралы были троечниками 2

Левая судорожно хваталась за воздух, пока не зацепилась за командирское кресло. «Зацепилась» – сказано мягко, на самом деле минер, проносясь мимо, со всего размаха вмазал локтем в то место, где любила покоиться голова командира. За несколько лет она даже продавила там трогательное углубление. Тело минера резко потеряло скорость, но тяжеленный морской бинокль, висевший на шее, продолжил движение и ударил в то же место, куда за мгновение до этого приложился локоть. Если бы там находилась командирская голова, то этот удар можно было бы смело назвать «контрольным в голову»…

Это счастье, что командир за полминуты до случившегося мелкими перебежками ускакал в штурманскую рубку что-то проверить по карте. Вполне возможно, что служебное рвение спасло ему жизнь или, по крайней мере, сохранило в целости нос или глаз.

Удар был такой силы, что у кресла вырвались крепления к палубе, и оно с грохотом упало. Надо заметить, что командирские кресла на мостике делают высокими, чтобы, не вставая, видеть обстановку по курсу корабля. Страшно даже представить, что было бы с командиром, рухни он вместе с креслом после двойного удара в голову…

Локоть у минера остался цел, но, распухнув, стал размерами напоминать крупное яблоко. После того случая командир каждый раз с началом качки благоразумно пересаживался из любимого кресла в менее любимое, стоявшее на правом борту. Оно находилось далеко от «Каштана», к которому вахтенные офицеры подбегали за вахту несколько раз.

Оказывается, качка – большая мастерица интриг, похлеще самой Агаты Кристи!

Представьте, что вы в кают-компании допиваете компот, собираясь подменить вахтенного на мостике. Вдруг открывается дверь, и кто-то хочет зайти. Кто, пока из-за двери не видно. Но уже появилась его нога, вот-вот и он объявится весь. Все с интересом ждут – кто же это такой? Но в этот момент палуба резко наклоняется в противоположную сторону, и нога отдергивается назад, словно махнув на прощание. Инкогнито, пытаясь задержаться, инстинктивно хватается за дверную ручку, но, увлекаемый назад силой тяжести, захлопывает дверь и улетает в коридорную пустоту.

Находящиеся внутри помещения ломают голову, кто бы это мог быть. По штанине брюк они уже определили, что это кто-то из офицеров, ну, может, какой-то мичман, но это вряд ли. Других выводов пока сделать невозможно. Начинаются догадки, предположения, версии.

По шуму шагов чувствуется, как неизвестный семенит, ища опору. Но за воздух держаться невозможно, поэтому он добегает спиной вперед до ближайшей переборки в коридоре. О том, что он ее достиг, становится ясно по характерному стуку и нелитературному возгласу. Только тогда по голосу, наконец-то, можно узнать, кто пытался осчастливить своим визитом. Расстраиваться, что он не зашел, не стоит, через несколько секунд он обязательно повторит попытку. Даже если уже передумал…

Еще качка любит преподносить сюрпризы. Это когда ситуация зеркальна описанной выше. То есть дверь вдруг резко распахивается и входящий неожиданно для себя самого становится вбегающим. Останавливается он, как и принято в такой ситуации, либо о переборку, противоположную двери, либо зацепившись все за ту же дверную ручку. При этом его лицо выражает целую гамму чувств: крайнее удивление, легкий испуг и неудобство за визит без стука. Тут главное – не стоять в такие моменты у двери…

Что-то подобное произошло с вестовым кают-компании, когда перед обедом он отправился на ГКП, чтобы пригласить командира к столу. Корабль при этом шел носом на волну.

Путь вестовому предстоял нелегкий: надо было подняться с пятой палубы на седьмую, преодолев два крутых трапа. В обыденной обстановке девятнадцатилетний матрос эти подъемы и не заметил бы, взлетев мухой. Но при килевой качке подниматься по трапам, расположенным в диаметральной плоскости, становится намного интереснее.

Геройски преодолев оба препятствия, вестовой остановился на последней ступеньке перед дверью на ГКП. Вежливо постучавшись, он повернул дверную ручку. Как раз в это время корабль, клюнув носом, стал проваливаться в яму между волнами. Дверь, почувствовав свободу от опостылевшей защелки, бунтарски распахнулась, увлекая вестового внутрь ходового мостика.

Пока, цепко держась за дверную ручку, он оправлялся от смущения, пока искал глазами командира, корабль начал взбираться на волну. Вестовой успел произнести «Товарищ командир, обед…» , как дверь, повинуясь закону всемирного тяготения, захлопнулась. И снова вместе с ним. Окончание традиционной фразы «…готов. Прошу к столу» вестовой так и не произнес, потому что был занят подсчетом ступенек крутого командирского трапа. Он их считал, съезжая на животе ногами вперед…

Когда нос корабля снова полетел в яму и дверь открылась, командир приготовился дослушать доклад, но на трапе никого не оказалось. Зато снизу доносилось барахтанье встающего на ноги вестового. Поднявшись, он с чувством выполненного долга направился к другому трапу, чтобы спуститься в милую сердцу кают-компанию и зализать там душевные раны. Но в это время корабль снова полез на волну… Не успевший отойти от легкого шока вестовой резво подбежал к трапу и, не останавливаясь, загремел вниз.

Ступеньки того трапа он считал другим способом: съезжая на пятой точке и пытаясь тормозить ботинками. Сколько всего ступенек получилось у него в ответе, находящиеся на ГКП не узнали, так как дверь в этот момент захлопнулась – теперь уже на защелку.

Во время качки все живое ищет место, где можно лечь, сесть или, на худой конец, прислониться. А неживое, наоборот, хочет оторваться от креплений и покататься по палубе. Да так, чтобы все разнести к чертовой матери.

Стоять, а тем более ходить, становится физически тяжело, поэтому всё, что не несет вахту, старается как-то закрепиться «по-штормовому», чтобы не болтаться, как известное вещество в проруби. Большинство вахтенных имеют возможность кое-как впечататься в свои стулья, распластаться на планшетах и пультах. И только несколько человек вынуждены стоически переносить качку на ногах: вахтенный офицер, рулевой, сигнальщик и коки.

Рулевому переносить качку помогает специальная перегородка, в которую он вдавливается спиной. Бедного сигнальщика привязывают к стойке бинокуляра концом такой длины, чтобы ее хватило дойти до бортов сигнального мостика. И, в случае чего, перегнуться…

Кокам приходится труднее всего – качка качкой, а обед по расписанию. Они проявляют чудеса акробатической ловкости, чтобы доставить на камбуз из кладовых и холодильников продукты, нарезать, засыпать и сварить еды на полтысячи человек.

Я до сих пор не понимаю, как они остаются в живых после приготовления пищи. Да, огромные котлы полностью закрыты крышками, и кипящее содержимое из них не выливается. Но ведь в них надо что-то подсыпать, подливать, надо пробовать, что получается.