Томаш Масарик - Мировая революция. Воспоминания

С Парижем теперь легко было сноситься. С Дени мы переписывались, а затем приехал Кепль, который помогал ему при работе в парижской колонии. С Парижем были установлены регулярные сношения почтой и при помощи взаимных посещений. Из Женевы было также легче переписываться с Лондоном, Америкой и Россией.

Наши люди всюду поняли правильно, что было нужно; всюду появились попытки военной и газетной организации, всюду старались создать руководящий центр. Так возник в Швейцарии в Берне «Центральный Союз Чешских Обществ в Швейцарии» (3 января); в Париже начал выходить еженедельник «Наздар» – Гоффмана-Краткого, а позднее, «L’Independance Tchеque», орган Коничка из России; вскоре же (28 января – 5 февраля) был создан «Национальный Совет Чехословацких Колоний». Этот «Национальный Совет» выступил с резким антиавстрийским манифестом (16 февраля – Франц Иосиф лишен трона) и обращением к словакам. Нужно, однако, отметить, что эти парижские предприятия также и вредили нашему делу.

В Америке в Клевеленде 13 января состоялся съезд «Чешского Национального Союза в Америке». В нем сосредоточилась вся революционная работа наших американских колоний.

В Москве 7–11 марта был созван первый съезд представителей чехословацких обществ в России и на нем основан «Союз чехословацких обществ в России».

Таким же образом организовались наши земляки в Сербии и в Болгарии; только в Германии, где наших людей было больше, нежели в иных государствах, естественно, этого не могло быть.

Всюду создавались и провозглашались приблизительно одинаковые планы; протест против Австро-Венгрии выражался главным образом вступлением в союзнические войска.

Политическая программа обычно бывала довольно радикальна, но недостаточно продумана; требовали, например, не только Вену с Австрией, но и всю бывшую Силезию, а иногда и такие земли, которые принадлежали чешской короне лишь короткое время. Подобным восторженным политикам не приходило в голову, что такое наше государство было бы по преимуществу немецким. Когда подобные фантазии распространялись между нашими людьми, то в этом еще не было большой беды, но они очень вредили, когда их преподносили каким бы то ни было правительствам или политическим деятелям.

Всюду в колониях были партийные и личные недоразумения, часто обусловленные местными особенностями; всюду было много умничания, зависти и личных распрей, но всюду было и много доброй воли. Самые сильные затруднения были, пожалуй, в Париже; проф. Дени не мог всего этого выдержать и отказался от работы. Упомянутый выше «Национальный Совет» и газеты были погребены, едва лишь родившись (журнала «Наздар» вышло, кажется, 4 номера, а «L’Independance Tcheque» – 11).

Без особых затруднений скоро всюду был признан мой авторитет; благодаря сообщениям и советам отдельные колонии могли ориентироваться. Так, летом 1915 г. этот процесс был в главных чертах закончен. У нас образовались газеты под руководством отдельных лиц: журнал Дени «La Nation Tcheque» вышел 1 мая, 17 июня вышел в Петербурге «Čechoslovák» Павлу, в Киеве выходил «Čechoslovan» Швиговского, наконец, у нас была еще «Československá samostatnost» д-ра Сихравы, выходившая во французском городке Аннемассе начиная с 22 августа. «Samostatnost» была настоящим «органом политической эмиграции» (таков был подзаголовок) и выразительницей мнений центра и руководящих кругов всей заграничной деятельности. В Америке чехи и словаки обладали обширной печатью. В России словацкая газета возникла лишь в 1917 г. (с мая начали выходить «Slovenske hlasy»). В Сибири выходили позднее чешские и словацкие газеты.

На меня все время нажимали, требуя, чтобы из Чехии приехали депутаты и журналисты: в конце мая приехал депутат Дюрих. Я его знал по венскому парламенту; он был в своих выступлениях, как депутат, весьма приличен, говорил по-французски и по-русски, но политически, для данного положения, был слаб. Приехав, он заявил, что д-р Крамарж выбрал его специально, как народного представителя для России; я против этого ничего не имел, в случае если мы сможем сговориться о программе. Он ориентировался на царя и даже на православие, как множество тех из наших русофилов, которые ожидали спасения от России. Наших раздражало, что он со своей русофильской пассивностью не принимал участия в нашей работе, кроме того, они его обвиняли, что и в Россию он не слишком торопится. Желая избежать публичных споров, я неоднократно был принужден сдерживать неспокойные элементы. Что касается его поездки в Россию, то я заметил в русском посольстве, что о нем ведется переписка с Петроградом; в чем она состояла, мне не говорили. Задержка бросалась в глаза.

Я еще в Праге подумывал о том, чтобы д-р Шейнер, как глава соколов, бежал в Россию; у него был большой авторитет, и им он мог воспользоваться для создания нашего войска. Из Швейцарии я усиленно и часто настаивал на этом. Из Праги я получил наконец известие, что это будет осуществлено.

В Швейцарии все более и более укреплялась наша политическая связь с союзниками за границей. Прежде всего в самой Швейцарии нашли мы новых многочисленных друзей; естественно, они были сначала из французской, но позднее и из немецкой части Швейцарии. Скоро у меня были завязаны сношения с кругами публицистическими (Journal de Genève и другие), университетскими и т. д. Хорошей помощницей мне в этом отношении была дочь Ольга.

Мы получали важные, особенно военные, сообщения из Праги; это было достаточной причиной для того, чтобы установить постоянные сношения с итальянским посольством.

Совместная работа с югославянами продолжалась; мы взаимно сообщали, кто и что делает, советовались и часто совместно выступали. В Женеву приезжали из всех югославянских земель различные политические и общественные деятели. В Лондоне 1 мая 1915 г. образовался «Югославянский Комитет», как руководящий орган Югославии из Австро-Венгрии; он издавал свой «Bulletin Jоugoslave» в Париже и подавал французскому правительству, английскому парламенту и иным свои меморандумы. Сербы из королевства имели в Женеве свою газету «La Serbie»; в Женеве кроме того было «Сербское газетное агентсво», у черногорцев было два органа: «Ujedinjenje» прогрессистов и «Glas Crnogorca» – королевский, выходил в Нейи у Парижа.

Я написал предисловие к книге, в которой югославяне развивали свою национальную программу.

В Женеве были добрые знакомые, как, например, проф. Б. Маркович и иные; на время здесь появился и Супило по своем возвращении из России, куда он отправился сейчас же после нового года для осведомления официальной России о Югославии. Об этой его поездке в Россию расскажу позднее. Сербский консул доставал для нас необходимые паспорта и визы во Францию. У меня лично тоже был сербский паспорт. При помощи этих друзей я достал сведения о наших земляках в Сербии. В Женеву также приехал начальник лагеря военнопленных, и от него я услышал, что делается в Сербии и сколько у них там наших пленных. Я подумывал тогда съездить взглянуть на них, но обстоятельства задерживали меня в Женеве.