Виктор Улин - Иосиф Гальперин и его «Словарный запас»

Книга Иосифа Гальперина принципиально иная.

« Словарный запас » моего друга велик со всех точек зрения.

Прежде всего он потрясает фактологией. Иосиф Гальперин через глаз непосредственного участника событий дает нам точную, глубоко детализированную картину перемен, в которых рождалась нынешняя Россия.

Но еще больше ценна книга размышлениями автора об описываемом, которые рождают лавину собственных выводов у каждого думающего читателя.

Эта лавина захлестнула так сильно, что я долго не мог приступить к написанию.

Вознамерься я сказать о « Словарном запасе » все, что хотел: изложить мысли и передать чувства, охватившие при прочтении – и этот очерк по объему приблизился бы к 13 авторским листам оригинала.

Или даже превысил: при чтении книги Иосифа каждая фраза рождала отклики. Настолько сильно действовал простой, на первый взгляд, текст.

И это в общем неслучайно.

Мы с Иосифом одинаковы в отношении к литературе, мы жили в одно время и нас волновали одни и те же явления жизни – которая у нас тоже была одна.

Поэтому я попробую дать лишь главное – чего, быть может, не напишет об этой книге и ее авторе никто другой.

Отмечу, что наряду с мыслями о « Словарном запасе » я буду невольно уходить в сторону.

Хочется делать некие параллели, чтобы подчеркнуть близость автору, без которой нельзя писать искренне.

Прежде всего стоит сказать несколько слов о произведении в целом.

« Словарный запас » является образцом мемуарно-публицистической прозы.

Книга имеет прекрасно выстроенную композицию, ее 4 составляющие образуют сбалансированную структуру.

С хроно-биографической точки зрения (идеальной в мемуарной публицистике) эти части ведут по жизни автора: от подготовительных лет оренбургского детства и отрочества – в период уфимской молодости, потом к вершине жизненной зрелости в Москве, затем на гористые равнины Болгарии, где приходят самые глубокие мысли.

Четыре части книги – четыре периода развития всего, что движется по вечному кругу.

Весна, лето, осень, зима; утро, день, вечер, ночь…

Так устроены циклы природы и времени, так стоит описывать человеческую жизнь.

Части « Словарного запаса » имеют выразительные названия:

« Имя собственное »,

« Страдательный залог »,

« Действительный залог »,

« Краткая история присебячивания ».

Отмечу, что определенную самостоятельность имеют вошедшие в текст очерки, основанные на опубликованных материалах прошлых лет: об известном деятеле культуры Александре Глезере, о драматических днях « Расстрела Белого дома » и о трагических событиях, касающихся Чечни.

Первая, вторая и четвертая части известны читателю по журнальным публикациям, по уже изданным книгам моего друга. Но общая компоновка « Словарного запаса » позволяет говорить о его оригинальности.

Тем более, что « Действительный залог » – самый событийно насыщенный элемент композиции – нигде ранее не публиковался.

Сам Иосиф наиболее ценными видит те эпизоды, где он описывает свое личное участие в переломных моментах общественно-политической жизни страны.

О том мой друг пишет весьма скромно:

«Не знаю, повезло мне или нет, но лет тридцать я с близкого расстояния смотрел на российскую политику и российских политиков.»

И это именно так.

В « Словарном запасе » автор дает картину событий, добавляет объективную самокритику и тонкий самоанализ, что само по себе редко в произведениях такого рода.

И, кроме того, превращая мемуары в эксклюзив, Иосиф « иллюстрирует » фактологический материал своими стихами, написанными во времена освещаемых событий, имеющими соответствующий стиль и… словарный запас. Эти стихи, органически вплетенные в ткань повествования, дают яркую художественно-публицистическую картину новейшей истории, какую не встретишь у другого автора.

Иосиф Гальперин, при деловых качествах и разумной целеустремленности, прежде всего – поэт от бога, владеющий словом как никто иной.

Пересказывать содержание книги и ее анализировать не вижу смысла; « Словарный запас » надо просто читать.

Но все-таки выражу собственное мнение.

Без чисто биографической первой части, неспешного повествования (по выражению самого Иосифа) « о детстве и родных чудаках », без доверительной ауры образ автора лишился бы главных черточек, которые приближают к нему читателя. И делают близкой саму книгу.

Мне Иосиф близок и как поэт и как человек, которого я знаю, возможно, лучше, чем некоторые нынешние коллеги по литературному цеху.

Поэтому я пишу здесь все, как вижу, заглядывая в книгу своей памяти.

Но при этом не претендую на роль истины в последней инстанции.

В названиях трех первых частей « Словарного запаса » я вижу языковедческие термины.

Неологизм в заглавии четвертой, когда-то придумала Маша – младшая дочь Иосифа – находясь в возрасте « присоединения мира к себе ». И это слово мне очень нравится.

Есть в нем нечто свежее, почти детское и в то же время оно заставляет подумать, что в соотношении « себя » с окружающим миром не все просто.

О моем герое сейчас каждый может прочитать в « Википедии ». Статью написал наш общий друг Айдар Хусаинов.

Я скажу просто:

Иосиф Гальперин – ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК.

В самом прямом смысле слова.

Само понятие « великости » для меня имеет несколько иной смысл, нежели традиционный.

К хрестоматийно великим я отношусь как к людям, а не как к памятникам. Среди друзей прошлой жизни имелась даже внучатая племянница Лермонтова.

Для меня величина человека определяется глубиной его личности.

Великий человек – звезда, к которой хочется стремиться, понимая априорную недостижимость.

Впрочем, нет, не так. Звезда замерла в единожды установленном состоянии…

Он – планета, движущаяся среди миров.

Так вот, Иосиф – один из самых великих людей, которыми меня осчастливила судьба.

Он велик со всех точек зрения; о чем я не раз говорил и своим товарищам и ему самому.

Я не кривлю против истины. Я прожил не слишком длинную, но насыщенную жизнь. И должен признать, что знакомствами с большими людьми судьба не обделила. Мустафа Сафич Каримов и дядя Саша Бурзянцев – лишь два из них; навскидку назову еще одного, близкого теме книги: главного редактора « Литературной России » Эрнста Сафонова, снабдившего меня мантрой:

Редактор растет головой в землю!

(Сафонов дал карт-бланш на отношение к любому редактору – мыслящему по-своему, пытающемуся скорректировать произведение, переделать его на свой лад и всегда иначе, нежели задумано автором.)