Ольга Чернова-Андреева - Холодная весна. Годы изгнаний: 1907–1921

Весной 1911 года наша семья переехала в Италию. Хильда, к сожалению, не могла нас сопровождать – ее звали домой. Под влиянием мамы она решила продолжать свое образование и, окончив курсы, стала преподавательницей литературы в высших классах ревельской (таллинской) гимназии. Впоследствии, осенью 1921-го, когда мы уехали из России, мы остановились у нее в Таллине.

Мы поселились в рыбацкой деревушке недалеко от порта Специя, в Феццано, где жил писатель А.В. Амфитеатров 34. Он начал редактировать литературно-политический журнал “Современник”, выходивший в Петербурге, и пригласил В.М. и Виктора Сергеевича Миролюбова 35быть соредакторами этого ежемесячника.

В Феццано мама наняла большую старинную виллу с высокими расписными потолками и угрюмой массивной мебелью. Огромный запущенный сад спускался к самому морю и выходил на пляж, усыпанный крупной галькой.

С Наташей и Вадей (Аде было еще только два с половиной года, и она оставалась на попечении няни) мы долго исследовали одичавший сад. В нем росли все существующие на свете фруктовые деревья: вишни, черешни, груши, яблоки, сливы, миндаль, персики, абрикосы, фиги, апельсины, лимоны и японский хакки [16] Скорее всего, имеется в виду “каки” – хурма восточная. . Все было перевито виноградом, дикими травами и кустарником. Там в первый раз я попробовала “сладкий лимон” – грейпфрут, бывший тогда большой редкостью. На маленьком привитом дереве висели с одной стороны апельсины, а с другой – лимоны.

Вскоре по приезде заболел Вадя, он простудился во время путешествия. Мы ехали третьим классом, со многими пересадками, и нам пришлось ночью долго ждать поезда в Турино. Вадя слег. Вскоре он как будто поправился, и ему позволили выходить, но через несколько дней у него поднялась температура, и доктор обнаружил плеврит.

Ваде было десять лет; мне и Наташе по восьми. Брат был умным и одаренным мальчиком – уже тогда он очень хорошо рисовал и писал стихи и рассказы. Он был добр, и его отличало во всем какое-то особенное благородство даже по внешности – тонкий, красивый, с черными задумчивыми глазами. Среди наших сверстников – будь то в Выборге, Париже или Италии – он пользовался авторитетом, несмотря на мягкость характера. И взрослые – старые и молодые, шумной толпой гостившие у нас, – относились к нему с уважением. Он никогда не обижал нас, младших, и мы все были очень дружны.

Нашим любимым занятием с самого раннего детства было, взобравшись на диван или на широкую кровать, рассказывать друг другу приключения семьи медведей по фамилии Галкины. Прототипами наших героев были плюшевые медведи – игрушки разной величины, белые и бурые: Миша, самый большой, Сявка (переиначенное Васька), Кошекин, Цыцын, Безбальчик, Фюнфа и еще много медведей и игрушечных обезьян. Действие происходило в выдуманной Амишачьей стране. Дети, конечно, не слушались родителей, а те воспитывали их при помощи строгих гувернанток, которых звали Линки. Мы при этом брали большие листы бумаги и тут же рисовали то, что происходило среди медведей, – таким образом как бы предвосхищая жанр “комиксов”, который впоследствии получил большое развитие.

Мы все рисовали, но Вадя лучше всех; он с невероятной быстротой умел передавать движение и сцены со многими действующими лицами. Мы придумывали и другие, соседние с Амишачьей стра  ны, например страна Фуфырь, где жили смехотворно разряженные женщины, или страна, где любили грязь и всеми силами боролись с чистотой.

Иногда мы выбирали и более реальные сюжеты и рисовали на тему “сумасшедшие бегут”. В своем беге они натыкались на уличные фонари, опрокидывали прилавки, сваливали с ног людей, а за ними гнались полицейские и прохожие. Так, вместе, мы проводили целые часы, а во время болезни Вади садились около его постели. Обязательным условием этого занятия было отсутствие взрослых.

Когда потом Вадя поправился, доктор позволил ему гулять с нами и даже купаться в море. Мы быстро научились плавать. Виктя смастерил нам большие пробковые пояса, и мы иногда заплывали очень далеко. В заливе стояли старые военные корабли, покрытые темно-рыжей ржавчиной, и мы иногда к ним подплывали. Обыкновенно море было спокойно, и небольшие волны плескались у берега.

В Феццано была только маленькая начальная школа. Мама познакомилась с учительницей, синьориной Ольгой Бронци, которая взялась преподавать нам итальянский язык. Она была умной и способной преподавательницей, уроки проходили оживленно, и мы, дети, быстро овладели языком.

Синьорина Ольга жила с матерью, вдовой капитана дальнего плавания. Их дом был полон драгоценных вещей, привезенных из разных стран: старинное китайское оружие и доспехи, одежда мандарина, расшитая шелками, с черной шапочкой и башмаками, ширмы, украшенные бабочками и птицами, резные безделушки из слоновой кости, курильницы, маленькие Будды и бесценные вазы. Все это переполняло скромное жилище Бронци. Наша учительница, хотя и очень гостеприимная, долго не решалась пригласить нас к себе: дело в том, что в Феццано жизнь была крайне бедной и примитивной – у большинства жителей совсем не было уборных, и дорожка, ведущая к дому Бронци, была загажена с обеих сторон соседними мальчишками так, что наша учительница просто боялась нас позвать к себе. А другого подступа к ее дому не было.

Русским языком с нами по-прежнему занималась мама. Что касается арифметики, то, к сожалению, ее вызвался преподавать нам Виктор Юрьевич Федоров – по партийному прозвищу Виктор Военный, живший у нас с женой Марьей Андреевной и годовалой дочкой Галей. Все взрослые ценили и уважали Виктора Юрьевича за его революционные заслуги, однако он совсем не умел преподавать математику. В первый же урок он без всяких объяснений продиктовал мне и Наташе и задал выучить наизусть: “Сложение есть такое арифметическое действие, посредством которого при данных двух или нескольких слагаемых находится новое – сумма”. И вслед за тем: “Вычитание есть такое арифметическое действие, посредством которого при данной сумме и одному из слагаемых находится другое слагаемое”. Я запомнила эти определения на всю жизнь, но тогда их смысл был темен для меня и Наташи. Мы обе не понимали значения слова “посредством”. Уроки В.Ю. были неинтересны, мы невзлюбили его, и с его легкой руки в нашем доме надолго установилось мнение, что “девочки неспособны к математике”. Хуже всего было то, что это крепко внушили нам. Только впоследствии, когда мы изучали алгебру, в гимназии, выяснилось, что у нас обеих хорошие способности, и мы обе оказались неплохими ученицами.

По-французски мы вскоре стали заниматься с молодой учительницей, выписанной Амфитеатровым для их детей из Гренобля. Мадемуазель Маргерит вышла впоследствии замуж за с.-р. Ивана Ивановича Яковлева, который гостил у нас на даче. Они познакомились у нас.