Николай Долгополов - Легендарные разведчики-2

Они покинули отряд не 13 февраля 1944 года, как считалось раньше, а только 17-го. В тот день поднялась в лесу настоящая буря. И опытнейший разведчик Кузнецов понимал: уходить надо именно в пургу. Следы затеряются, да и кто сунется в лес в такую жуть. Проводники согласились.

И с 17 февраля по 8 марта 1944 года Кузнецов с двумя бойцами бродил по лесам с секретнейшим докладом. Ошибка? С первого взгляда – да. Но партизаны-медведевцы так не считали. Объясняли действия Кузнецова по-своему. У Николая Ивановича оставалось мало шансов выжить. Написал отчет, ибо понимал, что если даже эта бумага попадет в руки немцев, то все равно исход войны ясен и со временем обо всех его деяниях узнают свои. В конце концов так и произошло – Медведев отыскал отчет во Львове в захваченных Красной армией архивах нацистов.

А Бауму Кузнецов сказал, что если проводники выведут их поближе к фронту, то они с ребятами будут пробиваться. Или, может, пойдут в одно из сел, где его должны ожидать несколько партизан из «Победителей» с радисткой. Тогда постараются связаться с Большой землей и вызвать самолет.

Даже название местечка, куда спешил Кузнецов с двумя друзьями, пишется по-разному – Борятино, Баратино, будем считать, что Боратын. Рвался туда Николай Иванович не случайно. Именно в этом селе находился, как считал Кузнецов, зеленый маяк, там и должна была ждать его радистка Валентина Дроздова, направленная в Боратын из отряда Медведева. И откуда знать Кузнецову, что вспомогательная группа партизан во главе с Борисом Крутиковым (с ними была и радистка) попала в засаду – и нет теперь никакой радиостанции, да и Дроздова погибла. А партизан рассеяли. Выставить в селе маяк не удалось, какой уж тут вызов самолета.

Дмитрий Медведев писал, что с Кузнецовым условились: в случае, если с отрядом «Победители» встретиться не удастся, то все трое должны разыскать группу Крутикова и остаться с ней. Не выйдет – перейти самостоятельно линию фронта. Не получится – уйти в подполье и ждать прихода Красной армии. Николай Струтинский, соратник Кузнецова, считал главным виновным в неудаче Бориса Крутикова. Тот приказа не выполнил. Должен был обеспечить выход Кузнецова из Львова, охранять его в пути. Но ничего не получилось.

Что ж, у каждого есть право на собственное мнение, а уж у Николая Владимировича Струтинского – тем более.

И опять высказывается подозрение: группу и радистку выдал предатель – бандеровец.

Есть две версии смерти разведчика.

Первая: Кузнецов убит 2 марта 1944 года в бою с бандитами из УПА в лесу около села Белогородка Вербского (теперь Дубновского) района Ровенской области и похоронен в селе Мильче поблизости.

Вторая: Николай Иванович и его друзья погибли 9 марта 1944 года в селе Боратын Подкаменского (ныне Бродовского) района Львовской области в хате Степана Голубовича в схватке с бандеровцами. Чтобы не попасть в руки извергов живым, разведчик подорвал себя гранатой. Причем не противотанковой, как почему-то считалось раньше. Нет, подорвался «лимонкой». Николай Иванович постоянно брал эти гранаты на задания, они всегда были при нем и его группе.

И чем глубже вгрызаюсь я в трагическую историю Героя, тем ближе к истине видится мне вторая версия. Кроме телеграммы, отправленной немцами только 2 апреля 1944-го в Берлин о задержании, заметьте, «задержании трех советско-русских шпионов», никаких следов гибели Кузнецова в селе Белогородка обнаружено не было. Зато в телеграмме приводится обещание представителей УПА о том, что если немецкая «полиция безопасности согласится освободить госпожу Лебедь (жена одного из главарей УПА. – Н. Д. ) с ребенком и ее родственниками, то группа ОУН-Бандера будет направлять мне гораздо большее количество осведомительного материала». Телеграмма подписана оберштурмбаннфюрером СС доктором Витиска.

Похоже, что бандеровцы, убившие Кузнецова, попытались затеять с немцами свою игру. В обмен на «задержанных» и найденный при одном из них (Кузнецове. – Н. Д. ) отчет они хотели добиться поблажек для семейства Лебедя. Ведь Кузнецов, и бандиты это знали, был убит, а его секретное донесение находилось у них. Отсюда и сознательное временное смещение. Кузнецов нужен был службе безопасности – СД – живым. И, давая немцам надежды, что скоро они сами смогут допросить неуловимого Зиберта, бандеровцы затеяли торг. Вполне в их стиле и в позорном духе.

Именно эту телеграмму отыскал во львовских архивах Дмитрий Николаевич Медведев. Что и дало ему право написать в книге «Это было под Ровно» о гибели Кузнецова и двух его товарищей в селе Белогородка 2 марта 1944-го. Не мог же Медведев, нашедший телеграмму, предположить, что события развивались совсем по-иному. Свидетельства, добытые позже, уже после смерти Дмитрия Николаевича, не буду писать «опровергают», дают нам совершенно другую версию, но всего лишь версию, гибели его боевого друга.

Сила этой версии в документальности, в тщательной выверенности. Война закончилась, советские спецслужбы безопасности взялись за установление истины, имея на руках гораздо больше документов. Ведь как, к примеру, можно было допросить в 1944-м, даже в 1945 году еще не пойманных бандитов из УПА?

Мы же постараемся подробно восстановить трагические события, произошедшие в ночь на 9 марта 1944 года. С документальной точностью описывает их специальная оперативно-следственная группа чекистов из трех соседних районов Львовской области, расследовавшая с 1958 по 1961 год все обстоятельства гибели Кузнецова и его товарищей. Для этого были допрошены все оставшиеся в живых участники событий: и жители села, и к тому времени арестованные бандиты из УПА. Теперь можно огласить результаты расследования.

Николай Иванович Кузнецов в форме немецкого офицера, но с содранными погонами, Ян Станиславович Каминский и Иван Васильевич Белов добираются до Боратына. Выходят из леса. Подходят к хате на окраине села. Свет не горит, и двое, именно двое, стучат в дверь, затем в окно, и Степан Голубович их впускает. Хозяин запомнил дату точно: «Это было на женский праздник – 8 Марта 1944-го».

Тут, правда, возникает у меня сомнение. Мог ли знать простой крестьянин, живший в регионе, лишь незадолго до войны присоединенном к СССР, о таком празднике? И нет на это ответа. Может, узнал об этом после войны, когда давал показания. Привязка трагических событий к празднику 8 Марта в 1944 году достоверностью не блещет.

Но зато как точно описывает Голубович «гостей». В наблюдательности и памятливости ему не откажешь: «Оба были одеты в форму военнослужащих немецкой армии… Один из них был выше среднего роста, в возрасте 30–35 лет, лицо белое, волос русый, можно сказать несколько рыжеватый, бороду бреет, имел узкие усы. Его внешность была типична для немца. (По этому описанию в «немце» угадывается Кузнецов. – Н. Д. ) Разговор со мной вел в основном он. (Сначала на немецком, изредка даже на пальцах, потом – на русском. Кузнецов оставался в образе Пауля Зиберта. – Н. Д. ) Второй был несколько ниже его, несколько худощавого сложения, лицо черноватое, волос черный, усы и бороду бреет». Наверняка это был Каминский.