Борис Минаев - Егор Гайдар

Это и делал Аркадий Петрович в свои 18 лет, непрерывно засылая переговорщиков, посылая им депеши, ставя свои условия и принимая условия чужие. «Шесть тысяч молодых и не очень молодых людей перестали участвовать в братоубийственной войне. Шесть тысяч потенциальных и явных врагов в благодарность за проявленную к ним человечность пожелали служить в Красной армии. Шесть тысяч больших многодетных семейств перестали считаться врагами советской власти. Это означало, что десятки тысяч людей оказались выдернуты из круговерти войны», – пишет Борис Камов об итогах этого эпизода военной биографии Аркадия Петровича. Та часть антоновской армии, которая из леса не вышла, оказалась впоследствии под ударом. Их действительно травили газом, их окружали и уничтожали в бою.

Но большое количество крестьян из леса вышло и сдалось – чтобы вернуться к мирной жизни.

Эта его деятельность продолжалась несколько месяцев. И по достоинству была оценена командованием.

Так возник последний военный эпизод в карьере Гайдара как «красного командира» – сибирский. Эпизод, который и дал начало антигайдаровской мифологии, пышно расцветшей в начале 1990-х, после публикации очерка «Соленое озеро» В. Солоухина в «Огоньке» (в 1993 году).

«Ну и почему же Голиков взял себе в псевдонимы хакасское слово “куда”? – писал Солоухин в «Огоньке». – А его так хакасы называли. Кричали: “Прячьтесь! Бегите! Хайдар-Голик едет! Хайдар-Голик едет!” А прилепилось это словечко к нему потому, что он у всех спрашивал: “Хайдар?” То есть куда ехать? Он ведь других хакасских слов не знал. А искал он банду Соловьева. И самого Соловьева ему хотелось поймать. Его из Москвы специально прислали Соловьева ловить, а никто ему не говорил, где Соловьев прячется. Он подозревал, что хакасы знают, где Соловьев, знают, а не говорят. Вот он и спрашивал у каждого встречного и поперечного. “Хайдар?” Куда ехать? Где искать? А ему не говорили. Один раз в бане запер шестнадцать человек хакасов. “Если к утру не скажете, где Соловьев, всех расстреляю”. Не сказали. А может, и не знали, где Соловьев, тайга ведь большая. Утром он из бани по одному выпускал и каждого стрелял в затылок. Всех шестнадцать человек перестрелял. Своей рукой. А то еще, собрал население целого аила, ну, то есть целой деревни… Семьдесят шесть человек там было. Старухи и дети, все подряд. Выстроил их в одну шеренгу, поставил перед ними пулемет. “Не скажете, всех перекошу”. Не сказали. Сел за пулемет и… всех… А то еще в Соленом озере, да в Божьем озере топил. В прорубь под лед запихивал. Тоже – многих. Тебе и сейчас эти озера покажут. Старожилы помнят…»

Последствия этой публикации были настолько грандиозны, что о ней стоит поговорить отдельно. Статью Солоухина в том или ином виде перепечатала или пересказала почти каждая региональная (областная, районная) газета России. Повторно «убивая» деда, ментально уничтожая его, советские и постсоветские журналисты метили во внука. Хотели причинить ему боль. Да они этого и не скрывали – каждая такая статья кончалась упоминанием Егора Гайдара и его реформ.

Позднее Егор говорил: «Бывает, что дети расплачиваются за грехи отцов. Но чтоб дед, да еще покойный, расплачивался за грехи внука!» В Москве переименовали улицу Аркадия Гайдара. Некоторые библиотеки начали сжигать его книги «за ненадобностью».

После Солоухина ни одна статья, ни одна книга, посвященная Егору Гайдару, не обошлась без упоминания мифической «жестокости» его деда.

Но так ли это?

Мы уже упоминали о писателе Борисе Камове, ставшем главным биографом Аркадия Петровича Гайдара. В постсоветский период Камов посвятил практически все свое время разоблачению этого мифа. В его книге «Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров» подробно, с указанием документов, фамилий и дат, рассказана вся эта история. В отличие от Солоухина, который в своем очерке не приводит ни одной ссылки на архивные документы, расследование Камова опиралось на изучение личного дела Аркадия Петровича.

Прибывший в Хакасию восемнадцатилетний Аркадий Гайдар поразил тамошних советских товарищей, в частности из органов НКВД, своей молодостью. И уверенностью в том, что с боевой задачей он справится. Он с местными чекистами не пил, не дружил, не проводил время – он гонялся за отрядом атамана Соловьева, стараясь его уничтожить или хотя бы рассеять.

И это ему в конечном итоге удалось. Атаман Соловьев, вслед за многими командирами тогдашнего казачьего сопротивления, ушел в Монголию. Через горные хребты.

Однако это случилось уже после того, как Аркадия Гайдара арестовали, заключили в тюрьму, судили военным трибуналом и отправили в госпиталь с «белым билетом», уволив из армии.

Решения трибунала и различных парткомиссий – а Аркадий Гайдар был на шесть месяцев исключен из партии – не были следствием масштабных преступлений, а были следствием рутинного, как сама советская жизнь, аппаратного заговора, доноса и чиновничьей мести (которая бывает очень страшна). Местным чекистам Аркадий Гайдар был неудобен, он был им враждебен.

Голикову-Гайдару приписывали самые разные преступления – в основном те, на которые восемнадцатилетний юноша, «пламенный революционер», вряд ли был способен: тут мешок с овсом он якобы украл, тут два кольца золотых, тут торговал краденым бельем, тут в виде взятки отобрал 50 золотых монет, тут взял у крестьян 9 баранов… Похоже на него? Всю жизнь ютившегося по углам, по домам друзей, по летним дачам, из всего имущества возившего за собой по стране подушку да походную чернильницу? Вообще-то не очень. Да и обвинения впоследствии были сняты.

На Гайдара тем не менее написали десятки доносов. И все по поводу таких вот «бытовых» преступлений. Максимум, что удалось доказать, – выпорол плетьми пленного. Ни о каких расстрелах, пытках, уничтожении мирного населения речь не шла; командира Голикова пытались судить совсем за другое – за то, чего он не совершал.

Когда Тимур в 1980-е годы писал свою книгу об отце, темы «гайдаровской жестокости» в печати еще не существовало. В семейной легенде не было никаких упоминаний о чем-то, что могло бросить тень на репутацию старшего Гайдара. Когда же волна вокруг статьи Солоухина поднялась (напомним, это случилось в 1993-м), Тимур успел съездить в Хакасию, увидеть документы и коротко сообщить своим близким: это ложь. В архивах удалось выяснить – да, преступления против хакасов, против мирного населения были, но отца в этот момент в Хакасии не было.

Ариадна Павловна, мама Егора, спросила Тимура: будет ли он судиться с клеветниками? Нет, ответил Тимур, «нам это невместно» (то есть много им чести).

Однако последующие поколения российских литераторов, вслед за Солоухиным, подхватили легенду о «массовых репрессиях» и «садистской жестокости» Гайдара.