Ким Ильинич - Третий батальон идет на Берлин

6.8.44. Друзья мои Бразда А., Ярмоличев А., Патрин в числе 500 других едут в Н.К.О. Я, Терновых, Кривцов… остаемся. Я не в силах описать своей боли. Я написал рапорт – напрасно.

9.8.1944. Получил назначение… Но, куда? В Омск… в 39 ОЗСД 5 5 39 Омская запасная стрелковая дивизия в Черемушки 6 6 Черемушки – в годы войны военный лагерь недалеко от Омска, где стояла 39 О.З.С.Д. . 15000 проклятий!.. Мысль, что я вновь буду служить в тылу, бросила меня в дрожь. Одна мысль: «Что я скажу тем, кто вернется с фронта, на их укор в глазах, на их вопрос: «Почему ты не воевал? Почему ты всю войну просидел в тылу?»

16 IX 44. К моему великому счастью зачислен в команду, которая

немедленно отправляется на фронт.

22 IX 44 г. в 6.00 Я еду на фронт с той же воинской площадки, откуда когда-то уехал мой брат….»

Наверное, что-то из этого рассказал я тогда В.Г. Коновалову и Л.П. Овчинникову за новогодним обедом.

Больная, красивая, но беспомощная девушка сидит перед нашими глазами. Мы говорим о ней, когда возвращаемся из деревни в лес. Возвращаемся по старому следу, я думаю: «Такая сейчас вся Польша: красивая, бледнолицая от долгого голодания и каторги, с парализованными ногами, немая, укутанная в лохмотья; судорожно и настойчиво жаждущая сказать своё первое слово о своём пробуждении, о жажде силы и свободы…»

В роту прибыл первый офицер. Кто-то издали указал ему на меня: он уже знал, что командир 9-й роты это я. Мы разговариваем с Коноваловым. Подходит строго по уставу, на размешанном снегу пытается перейти на строевой шаг.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к младшему лейтенанту Ильиничу.

– Обращайтесь…

– Товарищ младший лейтенант, разрешите представиться: младший лейтенант Полтавец прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы на должности командира стрелкового взвода.

Смотрю в мальчишеское смугловатое лицо младшего лейтенанта, думаю о себе: я так же строго по уставу представляюсь своему начальству.

Лейтенант Полтавец – украинец; небольшого роста, не воевал, окончил военно-пехотное училище и назначение в 9-ю роту – его первое. Он в новеньком офицерском обмундировании, кажется, что весь отутюжен и сияет.

Прибыли и другие командиры взводов – младшие лейтенанты Ветров и Клишин. Они окончили одно военно-пехотное училище, одинаково одеты, одного возраста, но совершенно отличны по характеру. Терентий Иванович Ветров высокий, плотный, красивого сложения, смотрит прямо, серьёзно; спокоен и деловит, при исполнении приказов быстр и серьёзен. Иван Прохорович Клишин с круглым, мягким лицом, рыжеватыми волосами и веснушчатым лицом; волосы, веснушки и цвет лица как-то особенно сочетаются, и создаётся впечатление, что и лицо у него рыжеватого оттенка, словно подсвечено рыжеватой шапкой волос. Он очень прост и добр, мягок и спокоен по характеру, широк в кости, наверное, физически силён.

До офицерского училища Ветров и Клишин служили солдатами, солдатами прошли хорошую школу действительной службы в армии и одинаковы каким-то глубоким, капитальным знанием армейской ротной службы. Они оба много старше меня, но, сразу же признали во мне командира роты, и я чувствую, что теоретически знаю больше; они поняли это, и безупречно дисциплинированны. Мне нравятся эти командиры взводов. У нас хорошие отношения.

В роту прибыли первые солдаты. Они выстроены в две шеренги на лесной полянке. Это моя рота, с этими солдатами мне предстоит служить, а им предстоит сражаться под моим началом. Я медленно иду вдоль строя, пытаюсь заглянуть в глаза каждому, каждого понять – на что он способен, что знает, что сумеет в бою. Идёт мокрый снег, дует низкий пронизывающий ветер. Небритые подбородки, помятые лица, синие от холодного ветра; люди разных возрастов: совсем молодые, мальчишки, а рядом – пожилые, как мне кажется, даже старики. Некоторых я спрашиваю, откуда они родом, давно ли служат в армии, были ли раньше на фронте. Ловлю себя на том, что кому-то подражаю.

Есть солдаты русские, но в основном всё же молдаване, из той, западной части Молдавии, которая воссоединена с Молдавией Советской. Некоторые из них плохо говорят по-русски – крестьяне, угловатые, но крепкие. Бедняки, батраки. Они родились и росли, жили в капиталистической Румынии. По своему жизненному опыту они знают, что такое батрак, безземельный, безлошадный крестьянин в капиталистическом государстве. Для них идут первые годы советской власти – годы комбедов, первых переделов земли, первых кооперативов и коммун. О советской власти, её народовластии, преимуществах у них твёрдые, крестьянские, деловые суждения. В будущем я постоянно поражался простоте и разумности их мужицких суждений, иногда корыстных, но определённых и бескомпромиссных.

Теперь же, в самом начале, вид солдат мне не нравится. Я ещё живу требованиями, теоретическими тезисами курсов «Выстрел». Нам твердили: «Автомат – оружие ближнего боя. Автоматчики мелкими группами, пешком или на броне танков просачиваются на стыках в оборону противника, в его тылы, дерзкими и организованными действиями седлают дороги, захватывают мосты и переправы, делают засады в дефиле и на путях отхода противника, своими решительными, дерзкими налётами сеют страх и панику в армии врага…». Хотя я назначен командиром стрелковой роты, в Новосибирске, на курсах «Выстрел», я окончил группу командиров рот автоматчиков. И душа моя мечтала и грезила подобрать в роту молодых, бесстрашных и дерзких солдат, не ведающих усталости и страха, вооружить их автоматами и на стыках вражеских подразделений пробираться с ними в тылы противника, чтобы сеять там страх и панику. И сейчас я рад, что моё первое впечатление о солдатах было ошибочным: ни один из них не оказался трусом; большинство погибли или были тяжело ранены в бою, порой тяжёлом и неравном.

В первую свою встречу с солдатами я стараюсь быть строгим и требовательным, чтобы с первой минуты пребывания в роте солдаты поняли, что настал самый ответственный период в их жизни – участие в боях. Я убеждён, любое послабление, нетребовательность породят недисциплинированность, небрежное отношение к боевому оружию, к изучению тактики, а за этим следует неумение воевать и бессмысленная гибель в первом же бою. Моя речь перед солдатами коротка. Но я готовился к этому моменту, когда буду выступать перед «своей» фронтовой ротой, все годы офицерской службы. Помню, что тогда, не замечаю пурги, я говорил примерно так:

– Товарищи солдаты, сержанты, офицеры! С этого дня все мы – 9-я рота 598 стрелкового полка 207-й Краснознамённой дивизии. Мы стоим в 50-ти километрах от Варшавы, меньше чем в пятистах километрах от Берлина. Нам предстоит вести самые тяжёлые бои: за Германию, за Берлин, на своей территории гитлеровская армия будет обороняться с фанатическим упорством.