Олег Рогозовский - Записки ящикового еврея. Книга четвертая: Киев. Жизнь и работа в НИИГП 1975-93 гг

Такие мелочи О. М. не интересовали в отношении хотя и полезных, но не «своих» людей. Меня же они интересовали – мы вчетвером жили после рождения Васи на одну зарплату и должны были выплачивать взнос за кооперативную квартиру.

Вопросы с зарплатой, а ранее с квартирой, были решены раз и навсегда. Казалось бы, теперь – твори, выдумывай, пробуй. Но оказалось, что «в жизни все не так, как на самом деле».

Исходя из списка благодарностей и почетных грамот в трудовой книжке, в 1976 году мы сдавали «Ромашку». Если на первом этапе роль героя исполнял Юра Шукевич, то большую часть второго этапа он отсутствовал. Роль героини перешла к Гале Симоновой. Юра успел вернуться из армии (киевской спортроты) и внес вклад, но у него пропал драйв. А после первого этапа я имел нелицеприятный разговор с Алещенко об оценке его труда. Алещенко не понимал, для чего на НИР нужно было оставаться до 11 вечера на протяжении чуть ли не месяца, чтобы выполнить задуманное (и интересное) до ухода в армию. Ни о какой компенсации Алещенко слышать не хотел. Работу, которая делалась не для него, он не понимал. Тогда, в 1974 году, мне удалось его «сломать», и Юра получил компенсацию. Но такие уступки он не забывал.

На этот раз, в отсутствии Коли Якубова (он и на первом этапе часто бывал в командировках) положение в лаборатории было наэлектризованным. Руководители групп боролись за преференции – численность, зарплата, премии и т. д.

Лёпа Половинко

После Коли лабораторию возглавил Лёпа Половинко. Он замещал Колю полгода, когда тот был в экспедиции, и Алещенко к нему привык. Работать (по крайней мере, мне) он не мешал, но некоторые его решения, в частности, о перемещении Борисова наверх, на третий этаж, в большую комнату, а Инны Малюковой с Дендеберой вниз, к нам в комнату на первом этаже, приняли с неудовольствием. Лёпа был человеком увлекающимся. Его сокурсиницы рассказывали, что он чуть ли не каждой девушке из группы объяснялся в любви. Но девушкам нужен был надежный, пусть и не такой яркий мужчина, и Лёпа остался холостым. В Таганроге, куда его направили по распределению, такую бесхозяйственность местные девушки быстро исправили [Рог17]. В 1976 он был уже опять без жены. В наш сектор, к Коле Якубову, он попал после того, как его отставили от ГАС «Шексна». Ее, по моему мнению, он создал практически один как главный конструктор. Но его радиолюбительское прошлое сыграло негативную роль. Ему все время хотелось улучшать станцию, и он вносил туда изменения на всех этапах, включая рабочий проект и испытания. Его довольно большая группа, в которую входили Прохорчук, Зубенко, Эля Гордиенко и другие, поехала на испытания в Севастополь. Как всегда, испытания задерживались по разным причинам, главным образом из – за корабельного обеспечения. Было лето, пляж, вино и группа в перерывах «расслаблялась», а там были такие любители выпить, как Прохорчук и Зубенко. Лёпа был демократом, пил вместе со всеми, был со всеми на дружеской ноге и на ты, включая молодых и монтажников. Когда он вспоминал о том, что нужно срочно внести еще одно изменение, допаять, настроить, это вызывало непонимание, потом протесты. Лидером повстанцев был Толя Зубенко – сильная личность и хороший электронщик. Его в свое время Лёпа, как раз под «Шексну», сумел перевести из Таганрога в «Киев». Толя к середине испытаний знал схемы и приборы «Шексны» лучше других и умел их настраивать. Он не без оснований считал, что то, что работает, лучше не трогать. Так как споры продолжались на пляже и после выпивки, то дело доходило до споров, иногда и до драки, один раз серьезной, когда Зуб, принявший на грудь больше обычного, побил Лёпу. Вообще – то Зубу грозили большие неприятности – применить физическое насилие к начальнику и фактически главному конструктору по пьянке, из – за несогласия по служебным вопросам…

Но сработал ресурс деток каперанга Шмидта. Эля Гордиенко представила дело папе – директору института – так, что во всем виноват Лёпа. Гордей был сталинской выучки, и не понимал, как начальник мог допустить пьянки и панибратство. В результате Лёпу – фактически главного конструктора – отстранили от «Шексны», перевели в другую лабораторию, привлекая, реже, чем было нужно, в качестве консультанта.

Наконец, испытания продолжились. Руководителем назначили Зубенко, аппаратура заработала более стабильно. Но тут сказалось то, что Зубенко был электронщиком, а не гидроакустиком. Аппаратура после излучения возбуждалась. При приеме шел неустраняемый шум, сигнала было не видно. Вызвали Виталия Тертышного, который сразу понял, что это реверберация, и предусмотренной настройкой временной регулировкой усиления эта проблема легко решается.

Корабль пр. 1141 мог развивать скорость более 60 узлов

Гидроакустическая станция «Шексна» была принята на вооружение в 1974 году. Никаких отличий и наград разработчики «Шексны» не получили. Про награды корабелам мне неизвестно. Правда, его главный конструктор был не сразу, но отмечен. Корабль на подводных крыльях проекта 1141 в 1977 году назвали «Александр Кунахович», в честь главного конструктора корабля и Зеленодольского ПКБ, внезапно умершего в 1968 г. Это был опытный корабль, после которого пошла серия проекта 11451. На них устанавливалась ГАС «Звезда М1–01». Из многих планируемых построили только два корабля – Союз развалился.

Судя по количеству благодарностей и выигранных флотских и межфлотских учений и состязаний, «Шексна» была лучшей ГАС, сделанной в НИИГП. Дальность обнаружения ПЛ составляла 50–70 км. Конечно, использовался подводный звуковой канал, глубина которого менялась, а кабель – трос «Шексны» был достаточно длинный, да и работала она на «стопе». Экипаж корабля ее холил и лелеял – она несла «золотые яйца».

Так получилось, что «Шексна» и корабль остались в одном экземпляре. Если бы пошла серия или модернизация, то документацию пришлось бы выпускать сначала – там была заплата на заплате и не все изменения были правильно оформлены.

Еще один бывший киевлянин, которому Половинко под «Шексну» помог перевестись из Таганрога в Киев – Илья Семенович Перельман приводил «Шексну» в качестве примера, как нельзя делать документацию для серийных заводов.

Вернусь к своим делам. Мы (моя группа) защищали сначала НИР «Ромашка», потом первый этап НИР «Ритм». Оба НИР были посвящены цифровой обработке сигналов. Еще во время «Ромашки» произошли два связанных эпизода, которые повлияли на межличностные отношения в лаборатории. Нас было мало, кроме меня основными исполнителями были Юра Шукевич и Галя Симонова. Внедренный к нам в группу Гриша Аноприенко своего вклада в НИР, кроме обзора аналоговых средств отображения, не внес. Юра недавно вернулся из армии и не успел как следует развернуться. Галя, по настоянию Геранина, сделала очень большой материал, связанный с выводом формул, обосновывающих постулаты и теоремы цифрового спектрального анализа – в основном, по материалам статей из IEEE Transactions on Audio and Еlectroacoustics, заменивший вскоре в названии второй предмет исследования – Elektroacoustics на Processing. Этот журнал я выписывал на домашний адрес. То есть формулы там уже были, но Геранину нужно было знать, как именно они были выведены. В Галиной интерпретации это иногда превращалось в «как можно было бы их вывести».