Уилл Смит - Will. Чему может научить нас простой парень, ставший самым высокооплачиваемым актером Голливуда

Хорошие были времена, и люди в постели явно не сдерживались.

То, что я рос в достатке, часто было поводом для критики, когда я только начинал свою карьеру рэпера. Я не состоял в банде, не продавал наркотики. Я вырос в хорошем районе в полной семье. Я до четырнадцати лет учился в католической школе с преимущественно белыми детьми. У мамы было высшее образование. И, что про него ни говори, отец всегда о нас заботился и скорее сам бы умер, чем бросил своих детей.

Моя история сильно отличалась от историй молодых чернокожих ребят, которые стали основоположниками хип-хопа. Для них я почему-то не имел права на творчество. Меня называли «тупым», «отстойным», «банальным», «пустышкой», и это меня ужасно злило. Сейчас я понимаю, что придавал этим выпадам слишком много значения. Они, сами того не зная, задевали меня за живое – я считал себя трусом и стыдился этого.

Папуля мерил мир понятиями командующих и миссий. Военный склад ума пронизывал все стороны его жизни. Он управлял нашей семьей, как взводом на поле боя, а дом на Вудкрест был нашим гарнизоном. Он не просил нас прибраться в комнате или заправить постель – он командовал:

– За уборку!

В его мире не существовало «мелочей». Выполнение домашнего задания было миссией. Уборка в туалете – миссия. Поход за продуктами в супермаркет – миссия. А мытье пола? Оно никогда не было простым мытьем пола. Это была проверка твоей способности слушаться приказов, проявлять дисциплину и добиваться идеального результата. Он очень любил повторять: «Девяносто девять процентов – это все равно что ноль».

Если солдат проваливал одну из своих миссий, он или она должен был повторять ее, пока не добьется совершенства. А невыполнение приказа отправляло тебя под трибунал, который обычно приговаривал к ремню по голой заднице (он говорил: «Снимай штаны, я не собираюсь бить одежду, которую сам купил»).

Отец все считал вопросом жизни и смерти. Он готовил детей к выживанию в суровых условиях – в мире, который казался ему беспорядочным и жестоким. Насаждение страха было – и во многом остается – культурной тактикой воспитания детей в чернокожем сообществе. Страх считается необходимым для выживания. Многие уверены, что для того чтобы защитить черных ребятишек, нужно заставить их бояться родительского авторитета. Насаждение страха считается проявлением любви.

13 мая 1985 года папуля зашел к нам в комнаты и велел ложиться на пол. В паре миль к югу от Вудкрест-авеню полиция Филадельфии только что сбросила пару фунтовых бомб на жилой квартал. Нам было слышно приглушенное тра-та-та-а-а-тра-та-та-а автоматных очередей. В тот день в бомбардировке радикальной организации MOVE погибли пять детей и шестеро взрослых. Целых два городских квартала – шестьдесят один дом – были сожжены дотла.

Новости, казалось, всегда подкрепляли папулину точку зрения. Идеология папули основывалась на том, чтобы умственно и физически натренировать нас для противостояния в неизбежных столкновениях с врагом. Однако он невольно создал вокруг нас атмосферу постоянного напряжения и тревоги.

Помню, как однажды вечером воскресенья папуля взял редкий выходной и сидел в гостиной, глядя телевизор. Он окликнул меня:

– Слышь, Уилл?

Я тут же отозвался:

– Да, пап?

– Сбегай-ка к мистеру Брайанту да притащи мне сигарет.

– Есть, сэр!

Он протянул мне пять долларов, и я отправился в магазинчик на углу. Тогда мне было, может, лет десять, но дело было в 1970-е, и родители могли посылать детей за сигаретами.

Я помчался по улице прямо к мистеру Брайанту, без остановок. Совершенно запыхавшийся – идеальный солдатик.

– Здрасте, мистер Брайант, папа послал меня к вам за сигаретами.

– Здравствуй, Уилл, – сказал мистер Брайант. – Их сегодня не завезли. Передай папуле, что они будут завтра. Я отложу для него блок.

– Хорошо, спасибо, мистер Брайант. Я передам.

И как хороший солдатик, я отправился домой. На обратом пути я встретил Дэвида и Дэнни Брэндонов, которые как раз раздобыли новую странную игрушку – мячик «Нерф». Это был мячик, но мягкий.

Тут бы любой солдат остановился.

Игрушка была обалденная – меня потрясла изобретательность этого невероятного предмета. Им можно было играть зимой, и пальцам не будет больно, если поймаешь! Его можно упустить, он прилетит тебе в лицо, и ничего! Одна минута превратилась в пять, пять – в десять, десять – в двадцать… Внезапно Дэвид и Дэнни остолбенели. Они неотрывно смотрели мне куда-то через плечо.

Я обернулся и похолодел. По центру улицы прямо на меня рассерженно шагал папуля в расстегнутой рубашке.

– ТЫ ЧЕМ ЗАНИМАЕШЬСЯ?

Дэвида и Дэнни как ветром сдуло. Я принялся оправдываться:

– Папа, мистер Брайант сказал, что сигареты не завезли…

– ЧТО Я ВЕЛЕЛ ТЕБЕ СДЕЛАТЬ?

– Папа, я знаю, но…

– КТО ГЛАВНЕЕ?

– В каком смысле?..

– КТО ГЛАВНЕЕ?! ТЫ? ИЛИ Я?

Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди, голос дрожал:

– Ты, папа…

– ПОТОМУ ЧТО, ЕСЛИ ГЛАВНЫХ ДВОЕ, ПОГИБНУТ ВСЕ ! ТАК ЧТО, ЕСЛИ ТЫ ГЛАВНЫЙ, НЕ ЗАБУДЬ МЕНЯ ПРЕДУПРЕДИТЬ, ЧТОБЫ Я С ТОБОЙ СЧИТАЛСЯ!

Его ноздри трепетали, жилка на левом виске бешено пульсировала, взгляд прожигал мое хрупкое десятилетнее тельце насквозь.

– Когда я отправляю тебя на задание, вариантов всего два. Первый – ты выполняешь задание. Или второй – ТЫ УМЕР. Понял меня?

– Да, папа.

Папуля схватил меня за шкирку и потащил домой.

Я считал, что не заслуживал порки. Я считал, что не заслуживал большую часть порок в моем детстве – мне казалось, что это несправедливо. Я не был таким ребенком, которого надо было пороть. Я изначально старался угодить. Дэвида Брэндона надо было пороть. Мэтта Брауна надо было пороть. Но если я бедокурил, то обычно по рассеянности – забывал что-нибудь или витал в облаках. Я думаю, телесные наказания в детстве лишь убедили меня в том, что я плохой.

Постоянный страх на протяжении всего детства отточил мою чувствительность к каждой детали моего окружения. С очень раннего возраста я выработал острейшую интуицию, способность ощущать любую эмоцию вокруг меня. Я научился чувствовать гнев, предсказывать радость и понимать печаль на гораздо более глубоком уровне, чем большинство других детей.

Умение распознавать эти эмоции было совершенно необходимо для моей личной безопасности: угрожающие нотки в папулином голосе, язвительный мамин вопрос, недовольный прищур сестры. Я обрабатывал все это быстро и основательно, иначе косой взгляд или неудачное слово могли быстро превратиться в ремень на моей заднице или в кулак у маминого лица.

На поясе с инструментами папуля носил черную кожаную ключницу где-то с тремя десятками ключей. Это была моя сигнализация. Как только он заходил в двери, я слышал звон ключей, которые он складывал обратно в чехол. Я приноровился определять его настроение по ритму и силе, с которой он возился с ключами. Моя спальня находилась наверху лестницы, прямо напротив входной двери. Если он был в хорошем настроении, ключи тоненько звякали, как будто были легче обычного. Если же он был раздражен, я слышал, как он встряхивает их, вешая обратно на пояс.