Уилл Смит - Will. Чему может научить нас простой парень, ставший самым высокооплачиваемым актером Голливуда

А если он был пьян, ключи не имели значения.

Эта эмоциональная осознанность осталась со мной на всю жизнь. Как ни парадоксально, она сослужила мне добрую службу как актеру и музыканту. Я мог легко распознавать, понимать и имитировать сложные эмоции задолго до того, как люди стали мне за это платить.

Мой отец родился на исходе Великой депрессии. Он был нищим черным пареньком с улиц Северного Филли в 1940-е. По сути, он отучился всего десять классов. Однако за свою жизнь он построил бизнес с десятком наемных работников и семью грузовиками, который продавал тридцать тысяч фунтов льда в день в продуктовые магазины и супермаркеты в трех штатах. Он работал неделями без выходных, десятками лет без отпуска. Моя мама помнит, как папуля среди ночи приходил домой из мастерской, вываливал тысячи долларов наличными на кровать, командовал: «Пересчитай», а затем немедленно уходил обратно в ночь, продолжать работу.

Отец был моим мучителем. Еще он был одним из величайших людей, которых я знал. Мой отец был жестоким, но, кроме того, он являлся на все мои матчи, спектакли и концерты. Он был алкоголиком, но трезвым приходил на каждую премьеру всех моих фильмов – всех до единого. Он переслушал все мои альбомы. Он посетил каждую из моих студий. Тот же невероятный перфекционизм, который третировал его семью, каждый день моей жизни приносил еду к нашему столу. Множество моих друзей выросли, либо вообще не зная своих отцов, либо никогда с ними не видясь. Но папуля всегда меня поддерживал и никогда не покидал свой пост, ни единого раза.

Как бы мы ни страдали от милитаристских взглядов папули на любовь и семью, мама страдала сильнее всех. Когда главных двое, погибают все. Это значило, что моя мама не могла быть главной.

Проблема заключалась в том, что мама не была такой женщиной, которой можно командовать. Она была образованной, гордой и упрямой, и как бы мы ни упрашивали ее молчать, она не слушалась.

Однажды, когда папуля дал ей пощечину, она стала его подначивать:

– Поглядите-ка, мужик нашелся! Думаешь, раз бьешь женщину, значит, ты мужик, а?

Он снова ударил ее, сбив с ног.

Она тут же поднялась, посмотрела ему в глаза и спокойно сказала:

– Бей сколько хочешь, но больно ты мне не сделаешь.

Я запомнил это на всю жизнь. Значит, он мог бить ее тело сколько угодно, но она каким-то образом контролировала то, что «делало ей больно»? Мне захотелось стать таким же сильным.

В моем доме все были борцами.

Кроме меня.

Моя старшая сестра была сильной, как мама. Она была старше меня на шесть лет и поэтому служила мне телохранителем. Она могла заступиться за меня в любой момент, перед кем угодно. Множество раз кто-нибудь отнимал у меня деньги, или меня задирали так, что я приходил домой в слезах. Тогда Пэм брала меня за руку, выводила на улицу и кричала:

– КТО ЭТО СДЕЛАЛ? Покажи пальцем, Уилл!

А потом она спокойно надирала задницу тому незадачливому ребенку, на которого я указывал. Я очень расстроился, когда она уехала в колледж.

Гарри тоже был сильным. Я-то изо всех сил старался угодить отцу, как только мог. Гарри же подражал маме. Он с самого юного возраста предпочитал просто стоять и терпеть побои. Однажды он накричал на отца:

– Бей сколько хочешь, но я не заплачу. [ Шлеп ] Я не плачу! [ Шлеп ] Я не плачу!

Наконец, поняв, что его не сломить, папуля совсем отстал от Гарри. И все это время храбрость Гарри только подкрепляла мой стыд – мой младший брат мог противостоять «монстру». В семье борцов я был слабаком. Я был трусом.

Когда играешь роль, необходимо понимать, чего боится персонаж, чтобы проникнуть в его или ее душу. Страхи порождают желания, а желания подпитывают действия. Эти повторяющиеся поступки и предсказуемые реакции служат строительными кирпичиками для великих персонажей в кино.

В реальной жизни все примерно так же. С нами происходит что-то плохое, и мы решаем, что никогда больше этого не допустим. Но, чтобы это предотвратить, нам надо что-то сделать . Мы выбираем поступки, которые, как нам кажется, принесут безопасность, стабильность и любовь. И повторяем их снова и снова. В кино это называется персонажем. В реальной жизни— личностью.

То, как мы решаем реагировать на свой страх, делает нас тем человеком, которым мы становимся.

Я решил быть смешным.

Все мои братья и сестры помнят ту ночь, когда папа избил маму. Мы все были ужасно напуганы, но каждый отреагировал по-своему, и эти реакции определили то, кем мы будем большую часть нашей жизни.

Несмотря на то что ему было всего шесть лет, Гарри попытался вмешаться и защитить нашу маму – он будет делать это еще много раз в последующие годы, иногда даже успешно. Но в ту ночь папуля только оттолкнул его в сторону.

Мой брат интуитивно усвоил мамин урок о боли. Гарри нашел внутри себя неприкосновенное место, где его можно было бить, сколько хочешь, но ему никогда не будет больно. Я помню, как однажды он крикнул отцу:

– Тебе придется убить меня, чтобы остановить!

В ту же ночь моя сестра Эллен убежала к себе в комнату, спряталась под кровать, заткнула уши и заплакала. Позже она вспомнила, как папуля проходил мимо ее комнаты и, услышав ее рыдания, равнодушно спросил:

– А ты-то чего ревешь?

Эллен решила отрешиться. Не только от папули, но и от всей остальной семьи. Через много лет ее отрешенность превратится в самый настоящий бунт. Она будет ночи напролет пить и курить, и даже не побеспокоится о том, чтобы позвонить и сказать, где она.

Если реакция Гарри была «бей», то Эллен выбрала «беги», а я стал угодником. Все детство мы с братьями и сестрами осуждали друг друга за наши противоположные реакции, и это осуждение переросло в ненависть. Эллен думала, что мы с Гарри ее не поддерживаем. Гарри считал, что я, как старший брат, должен был быть сильнее и что-нибудь предпринять. А мне казалось, что их реакция только подливала масла в огонь и делала нам всем хуже. Я хотел, чтобы все закрыли рты и делали по-моему.

Мне хотелось угождать и потакать папуле, ведь я думал, что, пока он смеется и улыбается, мы в безопасности. Я отвечал в семье за развлечения. Я хотел, чтобы всем было легко, весело и радостно. И хотя позже эта психологическая реакция принесет творческие и финансовые плоды, это также значило, что мой маленький девятилетний мозг считал, что я виноват в папулиных приступах агрессии.

Я должен был успокоить отца. Я должен был защитить маму. Я должен был сделать семью стабильной и счастливой. Я должен был все исправить.

Навязчивое желание постоянно угождать другим, всегда смешить и веселить их, отвлекать их от плохих вещей на что-то радостное и прекрасное, породило настоящего артиста.