Апполон Кузьмин - Татищев

К 1730 году обстановка прояснилась в том смысле, что уже нельзя было и далее проводить политику инфляции. Вместе с тем даже робкие меры по оживлению торговли и предпринимательства давали основание полагать, что неизбежные издержки казны и населения довольно скоро окупятся. Специальная комиссия о монетном деле, созданная указом Сената летом 1730 года (уже при Анне Ивановне), должна была подготовить вопрос о выкупе «легких» денег и замене их новыми. Помимо членов Монетной конторы, в комиссию вошли руководители ряда ведомств, а также представители от дворянства и купечества. Комиссии предстояло решить проблему «без дальнейшего казенного убытка и народной тягости». Но реально речь должна была идти о распределении «убытка» между казной и населением.

Татищев, фактически возглавлявший комиссию, представил на обсуждение записку о том, как «манету российскую удобрить, а нискую истребить». Здесь он в основном повторил ранее высказывавшиеся соображения о необходимости поднятия кредитоспособности русской денежной системы на внешних рынках и предотвращении возможных убытков из-за утечки из страны драгоценных металлов.

На сей раз существенных разногласий между членами комиссии не было. Все признавали, что номинальную стоимость медных денег следует решительно приблизить к действительной стоимости меди. Татищев и поддержавший его Плещеев предлагали выпускать по десять рублей из пуда, а Мусины-Пушкины даже по восемь рублей (вместо прежних сорока).

На первый взгляд Мусины-Пушкины далее шли в искоренении недостатков прошлого времени, нежели Татищев. Но суть заключалась в другом. Мусины-Пушкины, защищая интересы казны, настаивали на своеобразной медной монополии. Предполагалось обязать производителей меди продавать медь в казну по себестоимости, примерно по четыре рубля за пуд. Татищев же был озабочен не только интересами казны, но в не меньшей степени и ростом оборотного капитала промышленников, без чего немыслимо было расширение любого производства. Он категорически возражал против навязывания промышленникам явно заниженных цен. Прибавку же казне он надеялся получить за счет некоторого увеличения номинала по сравнению с рыночной ценой. Он ссылался на пример Швеции, где номинал десять рублей за пуд сохранялся при меньшей, чем в России, рыночной цене на медь. Превышение же номинала над рыночной ценой будет в итоге не настолько значительным, чтобы могло заинтересовать фальшивомонетчиков: ради столь малой прибыли мало кто стал бы рисковать.

С точки зрения экономической Татищев считал важным сблизить русскую денежную систему с европейскими, создав, в частности, таблицы точных пересчетов, дабы русские купцы не оказались в убытке из-за простого неведения. Снова напоминает он и о целесообразности перехода на десятеричный счет. Ему представлялось, что в этом отношении Россия уже имеет некоторое преимущество по сравнению с европейскими странами, поскольку в России такой счет частично уже применялся, тогда как в Европе его нигде не было. Татищев надеялся, что, подав такой пример, Россия хотя бы в этом отношении станет в центре всеевропейского хозяйства.

Включил в свою записку Татищев и предложение об улучшении изготовления медалей. Он видел недостатки в том, что медали отливались без системы, от случая к случаю, без единого плана. Размеры их были различны и негармоничны. Многие важные события медалями не отмечались, другие медали имели невыразительные изображения. В производстве медалей Татищев видел средство прославления выдающихся событий и деятелей, распространения славы о них по всему миру. Как историк, Татищев сам собирал древние медали и надеялся, что новые медали послужат источником будущим историкам, которым доведется воссоздавать отображенное в них время.

Предложения комиссии не были осуществлены. У правительства не хватало для этого средств, а социальные верхи не хотели возлагать на себя сколько-нибудь значительную долю издержек. Но принцип вымена медных монет был утвержден, и постепенно он стал проводиться по разным категориям монет. Так, сразу были выменены полушки и другие монеты до копейки. Что касается пятикопеечников, то здесь пошли иным путем. Периодически изменялся их курс по отношению к другим видам монет, пока они не приравнялись к двум копейкам. Несколько позднее, в 1731 году, был начат вымен и серебряных монет низкой пробы, которые переплавлялись в 77-ю пробу. Татищев настаивал на более значительном повышении пробы или же увеличении веса новых монет. Сходные предложения выдвигала также комиссия о коммерции, куда стекались разные «мнения» о путях поощрения торговли. Но большинство членов комиссии о монетном деле ограничилось увеличением пробы до 77, и правительство остановилось на этом предложении.

Из Швеции Татищев вернулся с большим запасом новых идей в самых различных областях знания. Служба в Москве, как никогда ранее, способствовала их разработке и проверке в жизни. Правда, единомышленников у Татищева было не слишком много, но в собеседниках недостатка не было. Как дальний родственник, он сохраняет связи с Салтыковыми, один из которых — Семен Андреевич — сменил Плещеева на посту московского губернатора. Постоянно бывал он в доме Алексея Михайловича Черкасского, где собиралось самое разнообразное общество. Дочери князя, в частности, Татищев подарил найденные в Сибири «слоны серебреные два, на которых теремки». Бывает он также в доме камердинера графа Петра Григорьевича Чернышева, с супругой которого поддерживает приятельские отношения.

В 20-е годы Татищев получил возможность познакомиться с уникальной библиотекой Дмитрия Михайловича Голицына. У Голицына Татищев переписал рукопись летописи, которая наряду с полученной на Урале Раскольничьей летописью легла в основу его «Истории». Позднее Татищев отмечал, что «у сего весьма любопытного министра многое число таких древних книг собрано было, из которых при описи (в связи с арестом в 1737 году) разтащено, да и после я по описи многих не нашел, но ведал, что лучшие бывший герцог Курляндской и другие растащили». Очевидно, Татищев, завершая в конце 30-х годов «Историю», попытался кое-что уточнить по известным ему рукописям Голицына. Но они уже оказались для него недоступными.

В числе собеседников Татищева в это время были профессора из Академии наук, радетели наук и просвещения Антиох Кантемир и Феофан Прокопович (известный на Западе как Самуил Церейский). На совет к двум последним Татищев чаще всего выносил свои записки общественно-политического плана, а также разделы «Истории». И именно по настоянию Феофана Прокоповича он внес в нее целый ряд изменений, убирая сюжеты, «стропотные для простого народа».