Сергей Смирнов - Чтоб служба мёдом не казалась

– Неужели Наташка приезжала? Одумалась, что ли? Или совесть замучила? После завтрака на КПП сбегаю, пусть на политзанятия опоздаю, но будь, что будет…

Наташка в походе. Спит…

Кажется, умирать буду – вспомню ту весну

«Под зеленой рубашкой солдата тоже сердце горячее есть. Есть любовь и душа без возврата, есть сознание, совесть и честь».

(Из армейского творчества)

Не дай Бог, кому-нибудь влюбиться, как я. Учебу забросил (а ведь неплохо учился, в Артек ездил), на уроках ничего не слушал, а только цветной пастой шариковой авторучки фигурно выводил: «Таня + Серж». Девушка после восьмого класса она в нашу элитную школу перевелась, так я ее хоть на переменах стал видеть, а раньше… Приходила она в наш двор изредка к подружке, кивнет головой при встрече – я счастлив! На речку купаться через ее квартал ходил – вдруг встречу? Сходил с ума. Сам не верю, что в такие годы рехнуться можно, но – было.

Ни на что рассчитывать я не мог. Девушка на голову выше меня – это, во-первых. У нее масса талантов, особый шарм, а я пацанчик ничем не приметный. Почему-то мне показалось, что счастье мое от бицепсов зависит: девушки сильных любят, спортсменов. Начал я дома какую-нибудь железку искать, чтобы мускулы накачать. Нашел… мясорубку. Правой рукой, точно помню, выжимал 14 раз. Взвесьте мясорубку на ладошке – поймете, какой я был хилый.

В шестнадцать лет я стал перворазрядником по классической борьбе. Фигурка стала стройная, накачанная, звонкая. Весил я тогда под семьдесят килограммов, но никого не боялся. Крупных заваливал мужиков. А любовь в Татьяне приутихла.

Ростом мы с ней сравнялись, да на Наташку, одноклассницу, глаз положил. Ногастая была девчонка, фигуристка. Весной зацвела черемуха, хлопьями снежными висели цветы на ветках. Бежали мы с ней по траве, как молодые олени, запах цветов голову кружил. «Неужели у нее будет кто-нибудь другой? Не переживу…» – такие вот мысли в голову лезли. «Может быть, и не будет…» – ответила она мне. Лучше бы промолчала. «Может быть…»

Та весна – лучшее время в моей жизни. Кажется сейчас – умирать буду, вспомню. Хоть и не подарила мне та любовь долгого счастья.

Тренер меня в физкультурный институт, куда она поступала, не отпустил. Говорил что-то грязное… Неприятно и непонятно мне все это было. Ушел я потом от него. А затем и она меня бросила.

От друзей ударов не ждешь, потому и больнее они. Друг Юрка, как выяснилось, ездил к ней на каникулы (училась она в другом городе, в Сибири). Писать она перестала, а когда домой приезжала, одноклассников приглашала в гости, а меня – нет. Я бы и сейчас, будучи зрелым человеком, трудно перенес измену, а тогда…

В первые месяцы, после окончания школы, я как прокаженный ходил: из нашего класса только человек пять в институты не попало – в элитной школе учились, все-таки! Все сначала, конечно, о столице мечтали – в МГУ поступить, или даже в МИМО. Ходила в Магнитке такая поговорка: «Ума нет – иди в пед. Если нет ни там, ни тут – иди в горный институт». Все, в основном, в горный и пошли. Куда лучше, чем на заводе пахать.

Меня батя на калибровочный завод пристроил, учеником электрослесаря. Вставал я пять утра, бежал на трамвайную остановку. Народу – тьма. Втиснут в трамвай, чувствуешь от людей запах знакомый – запах окалины. Свои! Первое время гордость какую-то даже испытывал – взрослым человеком стал, рабочим. Но на заводе считал каждую минуту до конца смены. Нет, не суждено мне было рабочим стать – не мое.

Кампания наша распалась. Друзья по студенческим группам тусовались – новые интересы, новые девчонки. Придем в школу вместе с другими «непоступленцами», встретимся с Крыской (классным руководителем), а она и спросит:

– Ну, где ты сейчас, Сережа?

Я отвечаю, что на заводе работаю. Смотрит на меня классная, как на больного, и отвечает сочувственно:

– Ну, что, нашей стране рабочие тоже нужны!

Срок подошел в армии служить. И тут, как казалось, повезло. Пришел к нам в секцию начальник физподготовки зенитно-ракетного полка младший лейтенант Останин. Хитер был Останин: сообразил, что карьера его от успехов в спорте зависит, а потому не стал ждать, пока в полк великих спортсменов призовут. Зачем ждать, когда в полк местных ребят пристроить можно? Обещали нам сладкую жизнь: жить будем дома, тренироваться в местных спортклубах, а в часть только по субботам приходить будем – отмечаться. (В последствие так и было – местные ребята, пристроенные в полк, все спортивные призы в часть притащили, а младший лейтенант в майоры выбился). Двое моих знакомых, мастеров спорта по акробатике, так и отслужили. Один, проходя службу, два курса института закончил, женился, другой во время службы тренером работал. О службе, конечно, ребята понятия не имели. Выдали им в части «хэбэшки», шинели, сапоги и сказали, чтоб дома обмундирование «оборудовали» (пришили погоны, петлицы, пуговицы, шевроны и т.д.). Принес один товарищ домой шинель, смотрит, а на шинели прорезей для пуговиц нет – не знал воин, что солдатская шинель на крючки застегивается, а пуговицы для красоты только для красоты нашивают. Прорезал он дырки бритвой, обметал ниткой, пуговицы пришил, застегнулся и – в часть. Комендант гарнизона, майор Морозов, служака ярый, чуть в обморок не упал (а воин ему еще левой рукой честь отдал – думал, раз офицер с левой стороны идет, значит, левую руку к башке прикладывать надо, и наоборот).

– Ты кто? – спросил майор.

Солдат-акробат от страха чуть не описался, и чуть слышно пролепетал: – Спортсмен…

Плюнул майор, выругался, и сказал:

– Понятно… на глаза мне больше не попадайся!

Не повезло нам. Останин, видимо, опыта еще не имел, что-то не срослось – не смог сразу десять человек в части пристроить. Оставили служить в городе только троих – чемпиона Европы по дзюдо, победителя сочинской международной велогонки, и еще кого-то. А нас определили в другие части. Валеру Розенцвейга, кандидата в мастера по акробатике, Сашку Чуркина, борца из нашей секции, да меня распределили в Троицкий полк. Что за полк, мы не знали. Сказали нам только номер части и отправили в армию без провожатых.

Дневальный забыл слово «подъем!» и заорал: «Рота, кончай ночевать!»

Да, чуть не забыл – до этого отправляли меня в армию раза четыре. Летом я окончил курсы механиков бензоэлектрических агрегатов для питания радиолокационных станций. Ходил несколько месяцев заниматься в подвальчик ДОСААФ (Добровольного общества содействия армии, авиации, флоту). Перед экзаменами преподаватель собрал с нас по пять рублей: «Вы, мужики, ни хрена не знаете – надо комиссию смазать!» Мы точно не знали ни хрена: преподаватель, старый алкаш, через два раза на третий объявлял культпоход в кино, маршрут которого неизменно проходил через овощной магазин, где курсанты заправлялись красненьким. Бензиновые двигатели мы прошли, а вот до дизелей не добрались, но комиссия про них и не спрашивала, так что мы без особого напряга получили корочки механиков, солидные, как университетские дипломы. Получил их даже дурачок, плотник второго разряда, который ответил на два вопроса: