Плутарх - Жизнеописания

Ромула уважали многие и не его подданные. Так, древние латиняне отправили к нему послов с предложением дружбы и союза. Напротив, ему пришлось взять Фидены, соседний с Римом город, неожиданным нападением, как рассказывают некоторые, – он послал вперед конницу и, приказав ей сбить петли у городских ворот, внезапно появился потом сам. Другие говорят, что фиденцы напали первыми, взяли добычу и страшно опустошили страну вплоть до предместья города. Ромул устроил им засаду, нанес огромные потери и взял их город. Он не разрушил его, не разорил, но превратил в римскую колонию – послал туда, в апрельские иды, две с половиной тысячи колонистов.

XXIV. ВСКОРЕ затем началась чума; люди умирали внезапно, не болея. Кроме того, случился неурожай. Скот перестал давать приплод; в городе выпал кровавый дождь, так что к ужасным бедствиям присоединился сильный страх пред гневом богов. То же самое происходило и в городе Лавренте, вследствие чего не оставалось никакого сомнения, что боги наказывают оба города за то, что они оказались несправедливыми в деле умерщвления Татия и послов. Когда убийцы были выданы и наказаны, бедствие явно уменьшилось в обоих городах. Ромул очистил тот и другой города жертвами, которые, как рассказывают, до сих пор приносят у Ферентинских ворот. Чума еще не прекратилась, когда на римлян напали камерийцы, вторгшись в их владения в полной уверенности, что римляне не в состоянии дать им отпора вследствие постигшего их несчастья. Ромул немедленно выступил против них с войском и разбил их, причем они потеряли шесть тысяч человек. Он взял город и половину жителей переселил в Рим, в секстильские же календы вывел в Камерию римских колонистов в двойном числе против оставшихся в ней жителей. Вот сколько лишних граждан было у него, хотя Рим существовал только шестнадцать лет! В числе добычи он привез из Камерии медную колесницу в четверку лошадей. Он поставил ее в храм Вулкана вместе со своею статуей, которую увенчивает богиня Победы.

XXV. ИЗ СОСЕДЕЙ-РИМЛЯН слабые покорялись перед его возраставшим могуществом и оставались довольны, когда их оставляли в покое; но сильные, из чувства боязни и зависти, считали своим долгом не глядеть равнодушно на усиление власти Ромула, а положить предел, преграду ее распространению. Первыми начали войну этруски, жители Вей, большого города, имевшего обширные владения, потребовав себе уступки принадлежащих будто бы им Фиден. Это было не только несправедливо, но даже смешно, так как, когда населению этого города угрожала опасность со стороны неприятелей, вейцы не подали им помощи, но остались безучастными к их гибели, теперь же вздумали требовать себе их город и земли, которыми владели другие. Когда Ромул дал им оскорбительный отказ, они разделили свои войска на два отряда. Один из них совершил нападение на Фидены, другой двинулся навстречу Ромулу. Под Фиденами римляне были разбиты, потеряв две тысячи человек; но лично Ромул нанес поражение неприятелю, который лишился более восьми тысяч человек. В окрестностях Фиден произошло новое сражение. Все согласны, что победа была одержана главным образом самим Ромулом, который выказал в полном блеске свои военные способности, храбрость, далеко не человеческую силу и быстроту движений. Но слишком сказочен или, скорей, вовсе не вероятен рассказ некоторых, будто из четырнадцати тысяч убитых Ромул собственноручно положил на месте более половины, как мессенцев считают хвастунами, когда, по их словам, Аристомен убил триста спартанцев.

Когда неприятель обратился в бегство, Ромул не стал преследовать его, а двинулся против самого города. Жители не могли выдержать осады после нанесенного им страшного поражения. По их просьбе был заключен дружественный договор на сто лет, причем они уступили Ромулу большую часть своих владений, нынешний Септемпагий, т. е. семь селений, соляные копи у берега и дали в заложники пятьдесят граждан лучших фамилий. Вследствие этого царь справил триумф в октябрьские иды. В процессии шел в числе других пленных и венский полководец, старик, которого считали глупцом и который, несмотря на свои годы, оказался человеком неопытным в делах. Вот почему до сих пор еще при праздновании дней побед в Капитолий ведут чрез форум старика в красном платье с детской буллой на шее, причем глашатай кричит: «Купите сардийцев!» Дело в том, что этруски считаются колонистами Сард, Вейи же – этрусский город.

XXVI. ВОЙНА эта была последнею, которую вел Ромул. Затем с ним произошло то, что бывает со многими, вернее почти со всеми теми, кого большое, необыкновенное счастье вознесло на вершину могущества и славы. Надеясь на крепость своей власти и все более и более обнаруживая свою гордость, он переменил народную форму правления на монархию, которая сделалась ненавистной и возбуждала неудовольствие уже с первых дней одной одеждой царя. Он стал носить красный хитон и пурпуровую тогу и занимался делами, сидя на кресле со спинкой. Его всегда окружали молодые люди, названные пелерами за ту быстроту, с какою они исполняли данные им приказания. Другие шли впереди него, разгоняя палками народ. Они были подпоясаны ремнями, чтобы связать немедленно всякого, на кого им укажут. «Связывать» по-древнелатински – «лигáре», в новейшем языке – «аллигаре», откуда и жезлоносцы называются «ликторами», жезлы – «бакиа», потому что тогда они служили вместо палок. Вероятно и то, что в нынешнем слове «ликторы» вставлена буква «к», так что прежде они назывались «литоры», соответствует греческим служителям; народ по-гречески до сих пор еще называется «леитон», червь – «лаос».

XXVII. ПО СМЕРТИ деда, альбанского царя Нумитора, Ромулу следовало получить по наследству его престол; но он из желания угодить народу оставил ему самоуправление и только ежегодно назначал альбанцам нового наместника. Таким образом, он внушал и римской аристократии мысль стремиться к уничтожению монархии, к образованию свободного государства, учиться управлять и быть управляемыми попеременно. Ведь к тому времени даже патриции не принимали участия в правлении. Они отличались перед другими только именем и наружными знаками и собирались в сенате, скорей, по привычке, нежели затем, чтобы высказывать в нем свои мнения. Далее, они должны были выслушивать молча то, что им приказывали, – единственное их преимущество перед народом состояло в том, что они узнавали раньше его принятые решения, – и расходились. Это не представляло еще особенного; но, когда царь разделил, по собственному желанию, завоеванную землю между солдатами и вернул вейцам их заложников без согласия и желания сенаторов, он нанес им, в их глазах, тяжкое оскорбление. Вот почему на них пало подозрение и обвинение, когда вскоре он исчез необъяснимым образом. Он исчез в июльские ноны, как называют их теперь, или в квинтильские, как называли их тогда. Единственное, что мы знаем о его смерти и с чем все согласны, – это ее время, о котором я сказал выше. До сих пор еще в тот день продолжают делать многое, напоминающее об имевших тогда место печальных событиях.