Дмитрий Смирнов - Записки чекиста

А рядом со всем этим, рядом со всенародным горем и болью — то, о чем говорит Яков Фёдорович: ещё не схваченные за руку махинаторы-спекулянты, ворочающие миллионными барышами за счёт перепродажи наворованного, награбленного у детей добра… Ещё не пойманные и не посаженные на скамью подсудимых воры, содержательницы «малин», главари «атаманы» и «паханы», вербующие беспризорников в преступные шайки…

Сотрудники центрального аппарата не только собирали и благоустраивали беспризорных детей.

— А почему бы и нам, — предложил Янкин, — по примеру столичных товарищей не отчислять ежемесячно часть нашей заработной платы на создание и содержание детских домов? Конечно, каждому из нас жить будет чуточку труднее. Но зато ребята получат немного больше того, что в нынешних условиях может им дать страна.

Мы согласились и поддержали предложение Якова Фёдоровича. А напоследок уже все вместе наметили то, что надо будет сделать в самые ближайшие дни. С помощью городских комсомольцев на предприятиях и в учреждениях установить неослабный контроль за использованием по назначению денежных средств и материальных ценностей, выделенных и собранных в пользу беспризорных детей. Усилить непримиримую борьбу со спекулянтами и расхитителями всех мастей. Короче говоря, работать так, чтобы беспризорники были собраны, накормлены, одеты и наконец-то получили кров и уют.

Поздно закончился в тот вечер этот необычный, глубоко взволновавший всех разговор. Ведь не о налётчиках и шпионах, не о бандитах и прочем контрреволюционном отребье шла речь в стенах чекистского особняка, — речь шла о детях, о будущем всей Советской страны. Для них стоило поработать и сделать все, что в наших силах. Придётся заглянуть в особняки богатеев Хренниковых и Замятиных: там найдётся много нужного для детей имущества. Нельзя забывать и бывшего крупного мануфактуриста Котельникова: не может быть, чтобы он кое-что не припрятал. Поищем и найдём, чем прикрыть наготу уже собранной в детские дома маленькой, неугомонной «вольницы»!

Мы понимали: не только обувь, одежда и продовольствие являются основой в борьбе за детей. Главное — человечное, тёплое отношение к обездоленным малышам, такое отношение, при котором вчерашние беспризорники, поверив чекистам, сами тянулись бы к ним, наконец-то почувствовали, что на свете есть настоящая, трудовая, а значит, и счастливая жизнь. Жизнь без страха перед завтрашним голодным и холодным днём, без леденящего ужаса перед неумолимой финкой беспощадного «пахана», без гнетущей мысли, что если сегодня не удастся украсть на базаре краюху хлеба, так завтра смерть.

Трудно было на первых порах: ни опыта, ни навыков работы с ребятами, привыкли совсем к другому. Непривычное многолюдье царило в обычно тихих коридорах и комнатах чекистского особняка. Приходили учителя, представители городских предприятий, строители, чаще других — комсомольцы. Яков Фёдорович, радостно поблёскивая глазами, успевал чуть ли не одновременно выслушивать сотни предложений и давать десятки советов. Он гонял нас — «давай быстрей!» — то туда, где заканчивался ремонт будущего детского дома, то на склад принять бельё, которое собрали горожане для сирот, то в соседнее село привезти в город собранную крестьянами муку. И мы бегали, а на душе у суровых чекистов было светло, как бывает в большой и радостный праздник.

А о буднях нашей работы по-прежнему знали немногие. Будни — это атака на «чёрный рынок», на спекулянтов, у которых нашлось и наворованное полотно для пошивки постельного белья, и украденная у государства обувь. Костюмных материалов изъяли столько, что хватило пошить рубашки и брюки на добрую сотню ребят. Хуже было с продуктами: где взять хлеба, крупы, мяса? Не рассчитывать же и впредь только на добровольную помощь бедняков окрестных деревень. Не могли идти в счёт и мелкие перекупщики, торговавшие на городском рынке: не ради наживы торгуют, самим бы только прокормиться…

Опять выручила удачная операция на станции Грязи, где с недавних пор начало оживать преступное болото тёмных проходимцев. Прежних не было, пересажали, на смену им слетелись новые.

Тщательно подготовив операцию, мы однажды захватили на станции целую шайку грабителей, готовивших к отправке два вагона наворованного на городских складах добра. Захватили на месте преступления, с поличным, да так, что изъятые у них продукты едва поместились на двух десятках подвод вызванного из города конного обоза.

С тех пор — как гора с плеч: липецкие детские дома были надолго обеспечены мясом, хлебом, сахаром и даже маслом!

Хлеб пекли для ребят бесплатно в неурочное время городские пекари. Бельё детишкам шили домашние хозяйки, жены рабочих и служащих. После уроков в городских школах добровольцы-учителя шли заниматься со своими подопечными детдомовцами. В театре и заводских клубах по субботам проводились платные вечера и концерты, сбор с которых поступал в пользу недавних беспризорников — теперешних воспитанников горожан. А по воскресеньям комсомольцы проводили по всему городу «кружечные» сборы, чтобы купить ребятам на собранные деньги то, чего они, не испытавшие радостей детства, ещё и в глаза не видели.

Так, благодаря горячему сердцу первого в стране чекиста было положено начало государственной важности делу — возвращению беспризорникам растоптанного суровыми годами детства.

Благородное это дело с ещё большим размахом и успехом продолжали вести впоследствии органы ОГПУ. Трудовые колонии, созданные чекистами-дзержинцами, дали путёвки в жизнь многим тысячам обездоленных сирот. Но об этом все равно не расскажешь лучше, чем рассказал в своих произведениях величайший советский человеколюб Антон Семёнович Макаренко.

Нам сообщили, что из городской тюрьмы сбежал опасный грабитель, и просили оказать помощь в его розыске. Человек этот уклонился от службы в Красной Армии, перешёл на нелегальное положение и, связавшись с такими, как сам, занялся разбоем и крупными кражами. Улизнув из тюрьмы незадолго до суда, преступник, скорее всего, решил где-то отсидеться, а потом или заняться прежним промыслом, или, как пытались делать другие, потихоньку уехать куда-нибудь подальше.

Но пока, сразу после побега, он не мог рисковать, а значит, отсиживался где-то в городе.

Где и у кого?

Семья грабителя жила здесь же, в пригородной слободе. Не дома ли он? А если не дома, так не пришлёт ли к жене кого-либо из своих сообщников за зимней одеждой? Ушёл он из тюрьмы только в полотняной косоворотке и летних брюках.

Все сотрудники ЧК в это время были заняты выполнением других заданий.

Розыск преступника поручили мне. На квартиру к беглецу пришлось отправиться ранним утром только с одним из наших постоянных помощников — городским милиционером. Путь до слободы был не близкий, через весь город. Запрягли лошадёнку, единственный транспорт ЧК, и поехали — не пешком же шагать…