Дмитрий Смирнов - Записки чекиста

В деревнях и на хуторах от рук злоумышленников вспыхивали бедняцкие избы. В укромных тайниках и ямах гноилось припрятанное от Советской власти кулацкое зерно…

Все это было ответом кулаков на решение ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», принятое 5 января 1930 года, в котором воплотилась воля партии и народа, нашла своё завершение политика Советской власти в отношении кулака: ликвидация кулачества как класса на основе сплошной коллективизации.

Партия и народ не могли больше ни дня мириться с антисоветским, разнузданным произволом обречённого историей эксплуататорского класса. Антинародные выступления кулачества принимали угрожающий характер. И к началу весны 1930 года органы ОГПУ получили распоряжение готовиться к участию в выселении наиболее злостных кулацких элементов, вместе с членами их семей, в отдалённые районы страны.

Это задание мы должны были выполнять с помощью местных коммунистов, комсомольцев и активистов, вместе с районными комитетами партии. Наши товарищи из Тамбова срочно покидали город. Мне поручили возглавить оперативные группы в Ржаксинском, Уваровском и Мучкапском районах округа.

Ранняя весна развезла, растопила сельские дороги. Сани дослуживали последние дни, а неугомонные дожди все подбавляли и подбавляли воды на полях и в руслах ещё покрытых льдом рек. До Ржаксинского района я доехал поездом. А едва добрался до места, едва успел провести организационное совещание с активом, как из Тамбова позвонил Иван Михайлович Биксон и велел немедленно возвращаться в город.

Пришлось ехать. Оказалось, что наш сотрудник Андрей Максаков сообщил из Покрово-Марфинского района, что из-за начавшейся весенней распутицы он не рискует начинать выселение: как бы не произошли несчастные случаи.

— А у тебя как? — спросил И.М.Биксон.

— Да такая же картина.

Иван Михайлович недовольно нахмурился:

— Неужели придётся ожидать, пока пройдёт половодье?

Но я возразил:

— Мы-то можем, но согласятся ли кулаки ждать? У наших соседей, в Поволжье, выселение уже началось. Узнает здешнее кулачьё и начнёт разлетаться кто куда. Ищи их потом.

— Пожалуй, резонно. Что же ты предлагаешь?

— Завтра с утра начну. Оперативные группы подготовлены, а сроки выселения можно сократить. Управимся до половодья.

И все же Иван Михайлович не захотел рисковать. Мы отправились к секретарю окружкома партии и только там окончательно решили этот вопрос.

Немало довелось мне насмотреться на кулацкие подлости и зверства. Антоновщина… Бандитизм… Кровавый разгул кулацкого контрреволюционного зверья…

Поджоги, убийства из-за угла каждого, кто смеет мечтать о лучшем, бороться за светлую долю всех…

И в каждом из таких случаев — остервенелая кулацкая злоба и месть…

Живой свидетель тех далёких лет Алексей Петрович Колёсников, мой земляк и сослуживец по работе в органах ЧК, а тогда ещё комсомолец, вспоминает, как с наступлением темноты он и его односельчане из села Верятино Сосновского района Тамбовской области с тревогой ждали набата, возвещавшего об очередном пожаре. Горели, как правило, избы сельского актива и коммунистов.

Обычно люди ложились спать в одежде, а имущество связывали в узлы, чтобы в случае поджога успеть вынести из избы самое необходимое.

Часто не спасала и эта мера предосторожности. Организованная в этом селе кулаком Петром Жеряковым банда грабителей, пользуясь суматохой, растаскивала последний скарб погорельца.

Бывали и из ряда вон выходящие случаи. Члена правления колхоза в посёлке Чижовка того же Сосновского района бывшего комбедовца Матрохина поджигали четыре раза. Только успеет бедняк построить себе новую хижину, как она снова загорается. Потом стало известно, что этим «развлекался» сын кулака Василий Матрохин (в этом посёлке почти все были Матрохины).

Да, надо их выселять. Иного быть не может. К вечеру я уже был в Ржаксе, ночью — в Уварове, а к следующему утру перебрался в Мучкап.

В каждом из этих районных центров пришлось инструктировать членов оперативных групп, проверять утверждённые райисполкомами посемейные списки подлежащих выселению кулацких хозяйств, растолковывать, как надо везти высылаемых на железнодорожную станцию Мучкап, где мы заранее подготовили помещения для переселенцев. Туда же, на станцию, железнодорожники должны были подать к назначенному времени специальные поезда.

Наконец выселение началось. Продолжалось оно ровно неделю: как раз до начала разлива на реках все было закончено и обошлось без эксцессов. Способствовали этому заблаговременная, до мельчайших деталей продуманная подготовка и не в меньшей степени неожиданность, быстрота и чёткость всей операции. Кулаки, даже самые заядлые и решительные, были настолько ошеломлены свершившимся, что ни один из них не посмел, а вернее, не успел оказать сопротивления.

В сёлах и деревнях, очищенных от наиболее озлобленных кулацких элементов, начала постепенно налаживаться новая жизнь.

Вскоре И.М.Биксон уехал из Тамбова, и я потерял его след. Оказывается, он работал в Могилёве, а затем был направлен в судебные органы Белоруссии — был председателем спецколлегии и заместителем председателя Верховного суда БССР.

В Минске живут люди, которые с ним встречались. Среди них бывший председатель Верховного суда Карп Николаевич Абушкевич.

Иван Михайлович Биксон умер здесь, в Минске. Память о нем навсегда сохранится в сердцах людей, хорошо его знавших.

По решению январского Пленума ЦК ВКП(б) зимой 1933 года при машинно-тракторных станциях и в совхозах были созданы политотделы.

О большом и важном значении этих органов для подъёма сельского хозяйства страны свидетельствовал тот факт, что Центральный Комитет партии счёл нужным направить на работу в политотделы совхозов восемь тысяч коммунистов из городских учреждений, с фабрик и заводов. В числе многих был направлен и я, с оставлением в действующем резерве ОГПУ.

К началу весны того же года я уже был заместителем начальника политотдела свиноводческого совхоза имени Ленина в Данковском районе нынешней Липецкой области.

Заместитель начальника политотдела… А что это значит? Ведь ни знаний основ сельскохозяйственного производства у меня не было, ни элементарнейших навыков, позволявших хотя бы по виду отличать пшеничное поле от ржаного. Правда, знал, как вести борьбу за укрепление трудовой дисциплины, как предвидеть и пресекать подлые махинации врагов колхозного строя, как разоблачать и очищать колхозы и совхозы от пробравшихся в них кулацких последышей.

Но всему этому не велика цена, если труженики земли, хлеборобы, видят, что в основном, в самом главном, — в сельском хозяйстве человек разбирается, мягко говоря, как баран в термометре: ни авторитета такой человек не заслужит, ни доверия к нему не будет.