Аркадий Шварцер - Хроники спекулянта. В поисках утраченного антиквариата

В принципе, деньги были не очень и нужны – за них ничего не купишь, если нет связей. Народ обменивался дефицитными товарами и услугами. Но такие возможности были у немногих. Заведующие отделами в гастрономах или продуктовых магазинах были настоящей элитой – сливками общества. Вроде сегодняшних чиновников, дербанящих госбюджет.

С одеждой была примерно такая же картина, за исключением того, что свежая еда нужна каждый день, а новая одежда – только на большие праздники. Тот же Лёва Бергер оставил мне в «наследство» пожилую и очень стильную еврейскую даму Фаину Григорьевну. У нас с ней быстро сложился тандем: её связи – моя машина. Фаина была «своей» в многочисленных универмагах Московской области. Мы пару раз в месяц объезжали некоторые областные универмаги, где она отоваривалась дефицитом: обувью, одеждой, аксессуарами. Потом она пару недель «фарцевала» этим товаром, не выходя из своей квартиры. Я, конечно, тоже имел возможность приобрести всё, что хотел. Так я одевал своих родных и близких.

Но кем мы были по сравнению с сегодняшними «своими»? Всё не изменилось, а скорее «усилилось»: воры, коррупционеры, расхитители государственной собственности стали элитой нашего общества – солью земли российской, её славой.

В самом начале восьмидесятых мой школьный одноклассник Лёша Чернуха предложил мне составить ему компанию по занятиям карате. Я с радостью согласился, тем паче что заниматься карате было запрещено. Запретный плод всегда сладок, особенно людям с авантюрной жилкой.

Примерно в 1980 году вышел закон, запрещающий занятия карате, йогой, атлетической гимнастикой, женским футболом и бриджем, поскольку они являются видами спорта, чуждыми советскому образу жизни. С бриджем вопросов не было – карты, вино и женщины всегда олицетворяли разгульную, порочную, а стало быть, антисоветскую жизнь. В уголовном кодексе была статья о мерах борьбы с азартными играми, к которым относился бридж и, как ни странно, бильярд. Кстати, бильярд впервые был запрещён ещё в 1920-е, как «развлечение богачей и пережиток прошлого». В 1930-е бильярд снова разрешили, но в 1947 году запретили опять и приравняли к азартным играм.

С женским футболом тоже вопросов не возникало: советские женщины не должны играть в футбол, они и так устают на производстве и дома.

Запрет йоги тоже был объясним – это совсем не вид спорта, а некая философия, и очень далёкая от марксистско-ленинской. Начнёт советский человек йогой заниматься, а захочет ли он потом заниматься строительством коммунизма – это ещё вопрос.

Атлетическая гимнастика (или культуризм, как тогда называли бодибилдинг) также очевидно не соответствовала идеалам советского человека, который должен думать не о построении своего тела, а о построении коммунизма в отдельно взятой стране.

Наконец, карате тоже представляло опасность для государственного строя СССР. Карате могли использовать и использовали криминальные элементы в своих шкурных интересах, а вполне могли бы использовать и для насильственного свержения советской власти! По Москве тогда гулял слух, что был жестоко избит племянник первого секретаря Московского горкома КПСС В. В. Гришина, и, когда к дядюшке Гришину на стол попала статья «Осторожно, каратэеды!» некоего Д. Иванова, большой начальник повелел: «Чтобы я про это карате больше и слыхом не слыхивал!»

В итоге по 219-й статье «Незаконное обучение карате» нарушителям грозил тюремный срок до двух лет и огромный штраф до пятисот рублей. А что происходит с любой запрещённой деятельностью? Нет, она не исчезает – она уходит в подполье! Регулярные милицейские рейды по подвалам и спортивным залам, в которых «подпольщики» обучались боевым приёмам, никого не пугали, поскольку сами менты с удовольствием тоже там обучались.

Вот в таком подпольном партизанском отряде оказались и мы с Лёшей Чернухой. Командиром нашего отряда, или на языке каратистов сэнсэем, был Вадим Вязьмин – совершенно уникальный тип.

Мы с Лёшей попали в новый набор. Нас было человек пятнадцать-двадцать, новичков разного веса, роста и возраста. Занятия были платными, разумеется. Деньги тихонько сдавали специально обученному человеку.

Наша школа карате называлась «Дхарма Марга» – это была школа древнеиндийского карате, или школа боевой йоги, как нам объяснили.

Нас обучали приёмам самообороны, а потом ставили в спарринг с опытными бойцами. Помню молодого человека, кстати, милиционера, который, узнав, что мне тридцать лет, сочувственно сказал:

– Вы уже очень немолоды, реакция, стало быть, плохая. Следите за моей правой ногой. Я буду бить только правой ногой и только вам в лоб. Защищайте свой лоб всеми силами и способами.

И ведь пару раз попал мне в лоб минут за пять спарринга, несмотря на все мои усилия. Правой ногой. Но не сильно.

Сэнсэй Вадим говорил, что может ударом руки отбить горлышко у свободно стоящей бутылки, а ударом ноги опрокинуть пятидесятивёдерную полную бочку. Перед началом занятий он частенько рассказывал случаи, которые с ним происходили, и эти истории поражали наше воображение. Расскажу тут парочку, но прошу иметь в виду – я ничего этого не видел, только слышал от главного героя – сэнсэя Вадима. Обычно история звучала так.

«Возвращаюсь я вчера поздно ночью домой (Вадим жил в доме 24 по Кутузовскому проспекту – рядом с домом 26, где жили тогда Брежнев с Андроповым). Подходят ко мне двое:

– Закурить есть?

– Я не курю и вам настоятельно не советую. Вы что, настолько невежественны, что никогда не слышали о вреде курения? Может, и читать не умеете? В школу-то ходили? – вежливо спрашиваю. А в ответ слышу:

– Тебе что, давно рожу не били?

– Очень давно не били, не помню даже, когда били. А не хотите ли попробовать, уважаемые товарищи, побить мне рожу? – ещё вежливей отвечаю».

– Так, а теперь, вот вы двое, вышли сюда, – обращался сэнсэй к нам, ученикам. – Встаньте напротив. Ты бей первым прямо мне в лицо, не бойся.

Дальше он показывал, как надо обороняться против двух несчастных дурачков, которые и не подозревали, с кем связались.

Как-то раз мне очень «повезло» – сэнсэй показывал на мне очередной приём. Предложил мне ударить его ногой в пах, по яйцам. Я ударил. Одной рукой он отбил мою ногу, другой разбил мне все губы, что привело его в некоторое волнение. Я подумал, что он извинится за этот удар, но оказалось, что его беспокойство было вызвано совсем другим:

– Не подумайте, что я ударил его, – обратился сэнсэй к ученикам. – Нет, я остановил кулак в миллиметре от его лица. Он сам подался вперёд и разбил губы о мой кулак. Запомните, если я бью в это место, то выбиваю все зубы. Все передние зубы до единого. Не думайте, что мой удар способен лишь разбить губы. Нет, нет.