Юрий Гедзберг - Конюшенная площадь, дом 1

Врачи рекомендовали солнце.

В один из первых дней моей карьеры на Конюшне, в конце рабочего дня Клён пригласил меня, как он выразился, в ресторан "За ящиками".

Надо было вливаться в коллектив, и я согласился. Нас было человек десять, я еще никого не знал. Вышли с работы, повернули в Конюшенный переулок. Скинулись, купили несколько бутылок вина, зашли во двор (там был пункт приема посуды, где, как оказалось, можно было взять на прокат дежурный стакан).

Вот этот немытый, липкий стакан, из которого мои новые коллеги пили по очереди (а сколько ещё народу пило до нас?) оказался тогда для меня, брезгливого и такого домашнего, серьёзным испытанием. Но, как говорится, я выпил свою чашу до дна, внёс свой вклад в теорию "стакана воды".

(Я знал, что один из исследователей жизни волков, чтобы с ними подружиться, выполнил рискованный ритуал: он позволил волку зубами охватить его нос, а потом своими зубами этот исследователь так же несильно сжал нос волка – и волки приняли человека в стаю. В ресторане "За ящиками" я решил, что это как раз мой случай.)

За время работы на Конюшне мне довелось, уступая уговорам Клёна, дегустировать и водку, и вино, и медицинский спирт от водителей "Скорой помощи", и ворованный с Мясокомбината коньяк-сырец, и даже "Тройной одеколон" (бр-р-р-р). Но из того стакана, что во дворе Конюшенного переулка, я больше не пил ни разу…

В электроцехе, налево от входа, висел огромный плакат "Указ президиума Верховного Совета РСФСР по усилению борьбы с алкоголизмом" – в течение рабочего дня этот плакат вдохновлял бороться с алкоголизмом как самих автоэлектриков, так и всех, кто приходил к нам и приносил с собой.

Алкоголь был каждодневным спутником рабочего дня, определенным допингом, реальной жизненной целью. Кроме того, стоит заметить, что выпитый алкоголь – это ещё и безопасный вид взятки, ведь все вещдоки теряются в желудке.

Большинство разговоров в течение дня крутится вокруг темы поддач:

– Что будешь делать в субботу?

– Как что? Сдавать посуду. Операция "Хрусталь".

Или: "У меня завтра винно-банный день".

Или: "Скоро 11, а нас еще не восхваляют" (в СССР спиртное в магазинах продавалось с 11-00 до 19-00).

Клён:

– Мне матка говорит, что у тебя за тюрьма такая, каждый день ты на кочерге?

Все тематические присказки, намёки осознаются на раз. Вопрос "У тебя машина оборудована?" понимается любым водителем с полуслова – тут же из бардачка извлекается стакан.

Если Клён не в настроении, то разговор с водителями у него короткий:

– Клён, пойдем – посмотришь машину!

– Да что я там не видел? Неси наряд, как положено. Или стакан.

В этом месте обычно вступает Васька:

– Наряд, чертеж… и стакан. Сухое спасибо горло дерет.

Если же бутылка на столе и при этом звучит мой отказ от участия в выпивке, то Клён рассматривает это как абсолютно невозможное событие, он каждый раз искренне удивляется:

– Ты что – заболел?!

(Я стараюсь объяснить, что мне после работы надо бежать за Мишкой или успеть на занятия, но это не всегда прокатывает).

Клён мог выпить, наверное, цистерну спиртного.

– Я быстро отхожу, – говорит он о себе с гордой уверенностью.

И это было действительно так. Однажды он выпил стакан спирта, и тут его срочно вызвали посмотреть чью-то машину. Клён вышел во двор, но здесь его ноги подкосились. Водители подняли Серёгу, на руках дотащили до электроцеха, усадили в кресло. Клён полчаса посидел пригорюнившись, с закрытыми глазами, потом встал и как ни в чем ни бывало (внешне – ну, абсолютно трезвый!) пошел работать.

Когда Клён здорово набирается, то с каким-то бешеным энтузиазмом начинает что-то объяснять, тяжело дыша перегаром в близкое лицо собеседника, повторяя одно и то же по многу раз:

– Карат? Ну, как тебе объяснить?.. Вот есть алмаз, так? Но, он не обработан. А потом его обрабатывают. Вот, чем больше граней, тем больше этих самых каратов. Ты понял?!

Одним из верных признаков того, что Клён уже хорошо принял на грудь, является то, что он начинает путать имя и отчество собеседника.

Утро, звонок по телефону, я снимаю трубку:

– Электроцех.

– Юра, здравствуй!

– Добрый день!

– Позови Клёнова.

– Сейчас.

"Стеклов," – докладываю я Сереже вполголоса.

(Стеклов Владимир Викторович – главный инженер автохозяйства)

Клёнов бодро:

– Да, Виктор Тимофеевич!

У Васьки вытягивается лицо, я молча давлюсь от смеха.

Они поговорили, Клён кладёт трубку. Спрашиваем Серёгу, как Стеклов прореагировал на его "Виктор Тимофеевич".

– Да никак. Рассмеялся. Говорит, здорово ты, Клёнов, видать, вчера набрался. До сих пор чувствуется. Ага. Я обычно как сажусь с ним в машину на халтуру ехать, он меня спрашивает: "Ты чем закусывал?". "Как чем, Владимир Викторович? Нечем, ничего ведь нет".

В конце дня Клён решил побриться: "Стал похож на обезьяну". Достал из своего шкафчика электробритву, включил её, сел на стол.

Побалтывает Серёга ногами, жужжит электробритвой, нарезает бритвой круги по лицу, смотрится в зеркальце:

– Ну, сходил в расчетный отдел? – спрашивает он меня.

– Ага.

– А чего хотели?

– Свидетельство о рождении сына. А то бездетность будут высчитывать.

Клён:

– А у меня уже сколько лет высчитывают алименты: с женой развелся, а сын в 17 лет умер. Что я им – похоронную понесу?

Жужжит электробритва. Жужжит.

– Как это случилось?

– В хоккей играл – сердце не выдержало. У него был грипп, а он играл. Я ведь в это время на машине рядом проезжал и ничего не знал. Он у меня с восьми лет играл. В морге в этой спортивной робе потом так и лежал.

Клён бреется, смотрясь в зеркальце. Бритва жужжит.

– Может, кто ударил?

– Нет, была экспертиза. Мне начальник Ждановского РУВД первый позвонил – он меня давно знает.

Вот так, под жужжание электробритвы, Клён спокойно, как не о себе, рассказал о личной трагедии.

В другой раз, хоть и с матюгами, но всё так же спокойно Сергей рассказал, как жена отправила его на химию: "Оба поддатыми были, в очередной раз поссорились: она хвать пистолет и на меня (она в милиции служила, ага), а я выхватил этот пистолет у неё, да и выкинул его к едрене фене в окно. Она тут же накатала заявление, возбудили дело. Потом решила было забрать заяву, но уже поздно было".

А вот ещё одна история, со смехом рассказанная Клёном, которая показалась мне жутковатой (впрочем, это лишь моё восприятие). После войны пацанёнок Серёжа Клёнов учился в ремеслухе: специальность + кормили + одевали/обували (позитив и показуху ремесленных училищ можно посмотреть в фильме "Здравствуй, Москва").

И вот мальчишкой Серёжа Клёнов надумал подняться на колоннаду Исаакиевского собора (в послевоенное время мало кто туда поднимался, не до экскурсий было, а вот ему приспичило). Поднимается Серёжа по мрачноватой винтовой лестнице, а тут сверху и снизу подскакивают к нему два взрослых парня. Рванули они Серёжкину шинельку (с молоточками и разводными ключами в петлицах) и ходу.