Галина Нечаева - Кто разрешил?

Через 20 лет я встретила его сына в трамвае очень, похожего на него. Поначалу от сильного волнения я решила. что это Александр Мефодьевич, и поэтому бойко поздоровалась, а тихий бас спросил: "Скажите, пожалуйста, мы с вами разве знакомы?" Тут я. поперхнувшись, спросила: "Можно узнать, как вас зовут" Он ответил: «Я Георгий – сын Александра Мефодьевича". Мы о нем поговорили минут двадцать. Я вышла на улицу и разрыдалась, и поняла: «Кончилось мое золотое детство. Остались бесконечные, раздирающие душу воспоминания."

Помнится, длинный забор, огораживавший бараки плененных фашистов, которые в дневное время строили двухэтажные дома из шлакоблоков и дерева. Первые из них сильно промерзали, а вторые были уютными и теплыми, если только состояли из крепких сухих сосновых бревен. Наша девятиметровая комнатка умещала днем трех человек, а на ночной сон «приглашала» и тех, кто в светлое время пребывал на работе и строил государственное и частное жилье. Каждый год в свой день рождения, 24 мая, я непременно сдавала экзамен по математике, а в июне, как всегда, наступало время для дум о том, как провести лето. Это была приятная пора: всей семьей мы копали и рыхлили землю под огород, делили клубни картофеля на кусочки с ростками и раскладывали их по одиночке в ямки, как мне казалось, для безграничных трех полей. Все сильно-пресильно уставали. Все лето, раз в неделю, мы регулярно выходили посмотреть на то, как колышется крепкие ветки со сверкающими на солнце листиками. Родители гордились тем, что, покидая Украину, они прихватили, можно так сказать, три огромных мешка картофеля сорта «Роза». Она росла прекрасно, гнездилась. кустилась, чудесно украшала зеленые крепкие ветки и спела.

Когда мы ее помещали в чугунок и ставили с папой сложенную из кирпича красивую печь, она блистала хрустальными звездами и обволакивала нас бесподобным ароматом. Эту розовую прелесть мы высаживали и в районе улицы Шефской и в поселке Старой сортировки, населенной железнодорожниками, недалеко от того местечка, где в до и после Отечественной войны жили мои дядя Коля и Анастасия Филимоновна, у которых я, как любимая племянница гостила, каждое воскресенье. А картофель множился и радовал меня десятки лет, поддерживая во мне любовь к всему тому, чем была для меня вторая родина – славная, красивая, поющая матушка Украина!

Это замечательное лето третьего послевоенного года не показалось очень длинным еще и потому, что подружки и друзья были большими фантазерами. В хорошую погоду из своих комнат мы все выносили стулья и табуреты, усаживали мам, пап, малышей и начинали буйный концерт. Читали стихи Маршака и Некрасова, выплясывали "Матросское яблочко" и «Барыню», пели любимые песни про легендарную Коховку, родную винтовку, про Васю-Василька и Смуглянку, и, конечно, о морях, об океанах, об отважных капитанах, о чайках и самураях. В непогоду в коридоре барака устанавливали тумбочки, раскладывали учебники и начинали многочасовые уроки. Отличники по русскому языку читали диктанты, а я, предполагая стать великим математиком, «мучила» всех арифметикой.

Еще позавчера мы навсегда распрощались с бабушкой Марфой – матерью нашего отца, которая прожила 78 лет и приехала к нам несколько месяцев назад совершенно изнеможённой. До этого она всю жизнь пребывала в деревне Слудка Вятской губернии. Мы, если можно так сказать, боролись с ее худобой, боролись за ее жизнь. Во-первых, захотели ее получше покормить и вести себя как любящие люди.

Отец заколол шустрого козленка, а я рыдала от горя по нему, но понимала, что это нужно и приятно будет бабушке до сыты, наконец, поесть. На утро в русской печи, в чугунке было готово мясо, шел сильный вкусный аромат. Завтрак начали. Папа, мама, сестра, гостья и я – все сели за стол, но ни я, ни бабушка не пожелали есть мясо. Я, потому что сильно расстроилась из-за исчезнувшего любимого козлёнка, а бабушка отказалась, потому что была знакома с народной мудростью, которая говорила о том, что оголодавшему человеку не стоит сразу есть много. Я об этом не знала, и мне захотелось спросить: " Баба Марфа, почему ты не кушаешь мясо? Давай ешь, ведь папа моего козленочка специально для тебя зарезал." Не успела я договорить страшное слово и снова, как ночью, зарыдала, а бедная старушка, успокаивая меня, ответила просто: «Деточка, если я буду мясо есть, то быстро умру, потому что в деревне я привыкла питаться только сладкой гнилой картошкой.

Другой еды там просто не было с самого начала войны с финнами, потом с немцами, а теперь, может. и будут деньги и продукты, и я уже здесь с вами, наверняка, потихоньку постараюсь перейти на новую пищу. Баба Марфа прожила еще полтора года. Последнюю ночь она спала в одной постели со мной прямо на обеденном столе, потому что у нас пока еще после Украины была малюсенькая комнатка. Как оказалось, перед своим последним поздним вечером в жизни бабушка погладила меня по голове, плотно прижавшись к моей спине, она быстро уснула, чтобы больше не проснуться никогда.

Утром солнце заглянуло в окно, и я открыла глаза, мама оказалась поблизости от нас и почему-то потрогала бабушку. Ее лоб оказался холодным, как лед, и мама произнесла: «Галя, просыпайся тихонько, вставай осторожно, не задевай бабушку, потому что мы с Андроником ее сами подымем, она не сможет подняться. Просто она, наша Марфа отжила свой век", и шепнула мне: «Тихонько убери ее руку со своего боку и беги умываться". Старушку мы хоронили недалеко от парадного входа Михайловского кладбища, рядом с могилой миленького, красивенького братика Юрочки, который умер в 1941 году от воспаления легких, после крещения в церкви в ту пору от этой болезни умирали очень многие.

Вы не поверите друзья, но к счастью для меня наступило самое великолепное время моей жизни и продлилось оно целых пятнадцать лет. Мой отец, наконец, был принят на работу плотником в управление строительства Турбомоторного завода, где ему начальник пообещал за хорошую работу предоставить сначала комнатку, а чуть погодя, может быть, и две, поскольку в нашей семье, кроме папы и мамы были две школьницы. Папа и его друзья должны были за летние и осенние месяцы построить два двухэтажных жилых деревянных дома. Стройка шла бойко, потому что основу домов необходимо было сделать до холодов, так как на стройку привозили в основном сосновые не полностью очищенные огромные части деревьев, подчас третья часть из них оказывалась очень сырой и должна была высохнуть до того, как лечь плотно бревнышко к брёвнышку и, в конечном виде, составить сухую стену любого помещения.