Евгений Рымко - М. А. Шолохов на родине Альфреда Нобеля

Через несколько дней в журнале «Се» Густав Свенссон обрушил на нас со Сторком поток брани: мол, два каких-то чиновника заткнули рот всемирно известному писателю и сорвали его интервью. Особенно досталось мне. После этого кое-кто в нашем посольстве, несмотря на мои разъяснения и спокойствие Шолохова, «жаждал моей крови». Однако посол Гусев оставил этот инцидент без последствий. Видимо, учитывая тогдашнюю политическую обстановку и указания из Москвы, он в душе был доволен тем, что писателя «не подставили», тем более, что никто не знал, как прокомментировал бы высказывания Шолохова корреспондент «Ассошиэйтед пресс».

В 1957 году еще жили и работали шведские писатели, знавшие лично Михаила Александровича. В посольство на его имя, например, пришло письмо от шведской пролетарской писательницы Муы Мартинсон. В своих романах она показала крестьянских женщин, живущих в нужде, трудах и повседневных заботах, оставаясь при этом человечными, мужественными и стойкими.

В это время пятидесятилетняя писательница одиноко жила в провинции, работая над очередной книгой.

Ее письмо Шолохову мы перевели в посольстве на русский язык:

Михаилу Шолохову

Бесценный коллега. Дорогой и любимый друг. Я имела удовольствие встретить тебя в 1934 году на съезде писателей (в Москве). Ты был тогда прекрасным мужчиной, одетым в военную форму, и я танцевала с Тобой вальс. Ты танцевал не так уже хорошо, но так очаровательно, что ошибки были незаметны.

Хотела бы повидать Тебя в Стокгольме, но я крепко засела вдалеке совершенно одна. Делаю последние усилия над книгой, а моего сына (единственная помощь) призвали в армию. У него есть конь, у меня тоже есть лошадь, но я не могу выезжать отсюда. Никто не помогает мне, все стремятся в город из нашей прекрасной провинции.

Во время моего пребывания в Москве, мы были вместе у Горького. Когда я держала речь, то на несколько минут оказалась в центре внимания. Я изучала русский язык. Горький поцеловал меня в обе щеки, до сих пор чувствую прикосновение его усов. Я была ошеломлена, когда встретила этого рослого, изящного человека. По тем картинам и фотографиям, которые мне довелось видеть, я не могла узнать его. Он был в тысячу раз красивее.

Я никогда не забуду поездку в Москву. Я написала об этом большую главу в одной из своих книг. Когда я вернулась домой, то дала такое интервью шведской прессе, что последняя в течение многих лет молчала обо мне. Но ничего не сделаешь, ведь так бывает.

(Хорошо, что я пишу на машинке, ибо мой почерк читать невозможно). Наша страна прекрасна, хотя Ты еще не успел увидеть многого, оставаясь в Стокгольме. Россия же настолько велика, настолько разнообразна и фантастична, что невозможно делать какое-либо сравнение. Но каждая страна имеет свое обаяние. Любовь к родине не является какой-либо заслугой, она биологически обусловлена. Если бы я родилась и воспитывалась в пустыне Гоби, то я любила бы это место. Через несколько лет я собираюсь поехать в Россию. Я начинаю стареть и уставать; несколько лет тому назад разошлась с Харри Мартинсоном [11] Известный шведский писатель, Лауреат Нобелевской премии. ; мы должны были избрать разные пути из-за различных взглядов.

Война, как известно, является проклятием, угрожающим теперь атомной бомбой, которая страшна для человечества. Я не верю, чтобы атомная бомба была применена. Я верю в разум и здравое чувство.

Я уже давно прочла «Тихий Дон»; я прочла дважды, и лучше всего запомнила то, как Ты ловил сазанов на Дону. Ты прекрасно написал эту главу.

Россия претерпела страшные лишения, больше, чем могут понять это в других странах. Но Россия отстояла себя.

Мы – маленькая страна, и поэтому мы чувствительны, щепетильны и очень боимся за свою страну, хотя и не всегда едины в том, что же является хорошим для страны. Миролюбивые силы должны победить во всем мире, чтобы люди могли заниматься своими делами. При этом мы имеем в виду ни что иное, как угрозу войны. Мое письмо болтливое, я устала, тружусь над одной книгой и не уверена в ее окончании. Ты сам знаешь, что это значит. Впрочем, приближается смерть. Но не нужно останавливаться на мелочах. Человек – главное во вселенной.

Прими мои горячие пожелания и быстрее приезжай еще. Я верю, Ты скоро приедешь еще раз.

Через некоторое время через посольство Михаил Александрович ответил на это теплое дружеское письмо:

Дорогая Муа Мартинсон!

Я получил Ваше теплое письмо и был весьма обрадован тем, что Вы помните о наших кратковременных встречах, а стало быть, и обо мне. Прошу извинить меня, что я промедлил с ответом: поездка в Норвегию, Данию, а также все официальные встречи помешали мне откликнуться на Ваше письмо своевременно. Покидая Швецию и унося на сердце некоторую грусть от того, что я побывал в Вашей стране 22 года назад, и вновь покидая ее, возможно, навсегда (как видите, – стариковские настроения не чужды не только той, с которой я когда-то давно, молодой и неуклюжий, танцевал вальс), – я хочу заверить Вас, что слежу за Вашим творчеством, глубоко ценю Ваш своеобразный талант, хотя и не особенно верю в писательский талант женщин вообще. Вы в данном случае для меня – приятное исключение, а потому и желаю Вам здоровья, успехов в писательском труде и самого несбыточного: сохранить свежесть восприятия и очарование женственности на долгие годы.

P.S. Глубоко сожалею, что не пришлось увидеться ни с Вами, ни с Вашим бывшим мужем, Харри Мартинсоном. Обнимите за меня Вашего сына, призванного в армию, и передайте ему мой отцовский привет и сердечное пожелание счастья.

Искренне Ваш

Свое первое после войны пребывание в Швеции Шолохов завершил поездкой по районам средней Швеции. Писатель побывал, в частности, на хуторе Альбрехтаторп в гостях у 66-летнего фермера с типичной шведской фамилией Карлссон. Шолохов подробно интересовался проблемами шведских крестьян, их бытом. Знакомство с хозяйством обычно заканчивалось кофепитием.

Из Швеции Шолоховы направились в соседнюю Норвегию. А через полгода я получил в Стокгольме письмо:

Мой дорогой Евгений Потапович!

Множество ножей, закупленных при твоей любезной помощи, разошлись «аки дым курильный», и я, как это тебе ни покажется странным, остался без единого ножа. Русская душа, и тут я с собой ничего не мог поделать… Мало того, еще не всех «ублаготворил», такая участь постигла не только ножи…

От поездки к вам у меня осталось 200 крон, и я очень прошу тебя, сынок, купить на них и при помощи Федора Тарасовича возможно скорее переслать мне нижеследующее:

1. Два перочинных ножа. Из них один такой, какой подарил тебе, а второй подлиннее, у которого лезвие закрывается после нажима на определенное место рукоятки.