Дмитрий Даньшов - Летопись «Механики». История развития капитализма в одной, отдельно взятой компании, рассказанная участниками событий

Ну… «рязанца» я тогда, каюсь, купил. Восемьдесят шесть тысяч рублей за трехметровый (три метра – это расстояние между передней и задней бабками станка, то есть на нем можно точить трехметровые изделия!) – цена сказочно приятная… Но сам подход – «Собирайся, уходи, твой станок продали» – меня тогда шокировал.

В то же славное время – по-моему, в газете «Авторевю» – вышла статья (не помню, чья – то ли Михаила Подорожанского, то ли Леонида Голованова) о том, что тогдашний руководитель АЗЛК, господин Асатрян, во время учебы в Московском автодорожном институте особой прилежностью не отличался, и при попытке его отчислить за неуспеваемость несколько раз прибегал к следующей аргументации: «Не надо меня отчислять! Я вот диплом получу, уеду домой и куплю заправку!» Купить заправку в Советском Союзе было невозможно, но в Соединённых Штатах Армении такое, наверное, практиковалось. Заверения Асатряна, что он нигде в промышленности не наследит, не навредит, а тихо-мирно уедет домой и в солнечной Армении будет нелегальным владельцем заправки, к сожалению, оказались обманом…

Я не был знаком с Асатряном лично, и все мои впечатления о нем складывались заочно. Как говорится, «по делам их». Но ситуация, когда оборудование распродается – любое, без малейшего сомнения, при любой возможности выручить за станки хоть что-нибудь, причем человек, принимающий решение о продаже, даже не представляет, чем отличается хонинговальный станок от токарного, очевидно указывает на то, что команде управленцев во главе с Асатряном задачи развивать производство не ставилось вовсе. Совершенно очевидно, что была задача его угробить.

К сожалению, та же самая задача в то время читалась на фасаде многих промышленных предприятий, словно прописанная крупными невидимыми буквами. АЗЛК просто был очень велик, поэтому его падение было социально значимо и информационно заметно.

Я видел АЗЛК на полном ходу, я видел АЗЛК раненым и спотыкающимся – и видел АЗЛК умершим. Я бродил по знакомым лабораториям, по термоконстантным комнатам – то есть по помещениям, где температура десятилетиями держалась неизменной, для того чтобы эталоны, измерительные приборы и плиты не подвергались термическим деформациям – и под ногами у меня хрустел слой микрометрического инструмента. Самый дорогой, какой только можно представить – он просто валялся на полу лабораторий ровным слоем. Это был ужас. Это был кошмар наяву. Страшный сон – я ступаю ногами по микрометрическому инструменту! Незабываемое впечатление…

А на первых моих практиках – курса, по-моему, после второго – АЗЛК выглядел совершенно по-другому. На новой территории стояла либхерровская линия, которая автоматически производила детали для коробок передач – не самых, кстати, плохих, а уж линия-то была одна из лучших! Где-то на запасном пути в качестве бронепоезда стояла эмаговская линия, причем не одна: они были приобретены под проект производства двигателей 1,8 для новой серии «Москвича». А работали тогда, как это было принято в Советском Союзе, с минимальным привлечением субподрядчика: всё – головки, коленчатые валы, блоки – всё должно было производиться самим АЗЛК.

Через несколько лет, когда АЗЛК уже сильно сдал позиции, руководящие товарищи из компании Mahle пригласили меня на беседу с их генералитетом. Большой кабинет, большие начальники, человек десять за столом. Внимательно глядя на меня, руководители мирового гиганта задавали вопросы: «А бывал ли ты на АЗЛК? А правда ли, что там есть линия, которая способна производить поршни – ну, эмаговская?» – «Так, – говорю, – и есть». – «А есть ли опасность… в смысле, вероятность, что эту линию найдут, смонтируют и запустят?» – «Есть, – говорю, – такая опасность, ребята. Ничего нельзя исключить». – «А каким образом это повлияет на наш экспорт в Россию?»

То, что крупнейший производитель поршней в лице компании Mahle на излете девяностых очень серьезно опасался, что когда-то купленное, еще при Советском Союзе, оборудование будет найдено, смонтировано, запущено и окажет серьезное влияние на тогдашний рынок запчастей – это было красноречиво. Не нужны талмуды по стратегическому менеджменту, к черту маркетинговые исследования! Было совершенно очевидно, что именно необходимо для запуска и развития компонентного производства на АЗЛК. Смонтировать поршневое производство. Поставить туда нормального менеджера, потихонечку развивать продуктовую линейку, строить не спеша сбыт и… ну, собственно, и всё! И отъедайте себе рынок у породистых буржуев – потому что буржуи производят где-то в Европе, зарплаты платят в Европе, налоги платят в Европе – и, в конце концов, они, являясь поставщиками критически важных компонентов, держат за горло вашу промышленность. В том числе и автомобильную. Ну обойдитесь без них! Производите всё это сами!

Mahle эту опасность осознавала. Правда, она не реализовалась – то есть линию так и не нашли, и куда она делась, в какой приемный пункт цветмета сдали кабели электропитания от дорогущих эмаговских станков, в какой металлолом отнесли высокоточное и высокоресурсное оборудование – о том история умалчивает. Как бы там ни было, линия по производству двигателей 1,8 АЗЛК так и исчезла, аннигилировала, растворилась в пространстве. Это одна из траурных страниц деиндустриализации великого и могучего Советского Союза.

Занятного на АЗЛК много чего было. Стоит, наверное, упомянуть о том, что стояли там старенькие кривошипные прессы – и потихонечку штамповали запчасти для автомобиля «Москвич 2140». А был он крайне массовым: выпускалось по сто двадцать тысяч машин в год на АЗЛК, плюс еще сколько-то выпускал завод «Ижмаш». То есть машина была в Советском Союзе популярная, потребность в запчастях – колоссальная, дефицит на запчасти был всегда. И вот эти участки по производству деталей подвески, кузовных деталей для «Москвича 2140» – они где-то там потихонечку в недрах АЗЛК работали, и я думаю, что показывали феноменальную рентабельность: низкая стоимость основных средств, гарантированный сбыт любых объемов продукции и отлаженная технология, не требующая каких-либо серьезных инвестиций. Поддерживай станки в более или менее исправном состоянии – и всё! При разгроме АЗЛК эти участки расползлись по частным предприятиям и частным рукам, и наверняка на этом кто-то заработал по-крупному. К сожалению, не слышно, чтобы какая-нибудь компания, приобретя штамповую оснастку для производства чего-нибудь кузовного для этого «Москвича» и получив с этого колоссальную прибыль (как я предполагаю) за первые три-пять лет эксплуатации полученного оборудования, потом развила тему, стала промышленным гигантом, переехала в какой-нибудь автомобильный кластер (к примеру, в Калугу, или в Питер, или во Всеволожск, или куда-нибудь еще), то есть оставила бы заметный след в автомобильной промышленности, просто в индустрии, и в истории раннего капитализма в России. Увы, ничего этого не произошло. Видимо, эффективным собственником в тот исторический период являлся не тот, кто умеет эффективно использовать оборудование и ресурсы, а тот, кто умел… ну как бы поизящней выразиться? – эффективно приватизировать, приобретать, получать контроль над активами – ну, и прочие разные умные слова, которыми в красивых книжках называется смесь жульничества с кумовством. Могло бы быть по-другому, получилось вот так… Печально.