Татьяна Норкина - Пять синхронных срезов. Механизм разрушения

За этих мушек-дрозофил сажали в тюрьму не так давно, но Козлов Ю. Н. об этом, разумеется, скромно умалчивает. Ничего этого никогда не было! Мой папа плоховато знает генетику, любит у меня что-нибудь спрашивать. В записной книжке на внутренней стороне обложки у него раз и навсегда выписано определение, что такое плейотропное действие генов; однажды признался мне беспомощно: никак не могу запомнить, пришлось записать.

…Мы с мамой в Москву летом ездили, это был 1975 год, а к нему на ферму учёные из Москвы приехали, ставить опыты по включению в рацион с/ч лисиц рыбной муки. Папа рассказывал мне потом слегка раздражённо: «Я, Таня, нич-че-го не успевал!» Клёцкин П. С. у нас и жил, гимнастику по утрам делал на пыльном ковре, пока я животных кормил… Он попросил подушку поменьше, папа удивился: да есть, конечно, маленькая подушка, но она неудобная, наверное… Но Клёцкин сказал, что привык в тюрьме на маленькой подушке спать. За генетику сидел.

…Затем лекции читает Ген Никифорович Шангин-Березовский. Я успеваю записывать любую лекцию, постоянно делаю сокращения, kt затем легко читаются. В самом крайнем случае записываю и непонятное: мало ли что мне может быть непонятно во время лекции, а потом станет ясным как Божий день! И слово в слово пишу то, что начинает говорить лектор, даже не понимая, куда он клонит и чем закончит предложение.

…Я пишу так всю жизнь. Вот я уже и не студентка, а зоотехник, приехала в Москву на курсы повышения квалификации. Хорошая вещь! Сменить впечатления, всех проведать! Однажды лекцию читает В. И. Шлегер, главный зоотехник ОПХ «Родники», что при НИИ звероводства. Мне нравится, какой у него ярко-синий свитер, с необычным воротником, и я решаю, что обязательно надо будет связать брату точно такой же. Никто не записывает его неглупые суждения, но я уже знаю, что забуду всё напрочь, а как бы неплохо на работе подкрепить свои доводы чужим авторитетом. Тем более что писать мне нетрудно, привычно. Рядом сидит коллега – Валя, бригадир зверохозяйства из Черкасской области, с Украины. Мы живём в одной комнате. Она ехидничает мне: «Пиши! …американцы тоже не дремали».

Говорят, он был немец, потом уехал в Германию.

Нет, Наташа так никогда не пишет. Она хладнокровно, не боясь не успеть, всегда ждёт, чем у лектора закончится первая фраза, затем трансформирует её, как считает нужным, и записывает. Если Наташе непонятно, она не пишет, а безотрывно смотрит на доску и внимательно слушает преподавателя.

И вот я поназаписывала за Шангиным-Березовским, и с умным видом, как мы тогда говорили, жду: а не начнёт ли это всё проясняться. Что-то о строении хромосом, о локализации генов. Сложные схемы л о кусов на доске. В аллелях чаще всего непарные гены. На практических занятиях об этом говорится мало, в учебнике тоже эта тема обойдена. Ни малейшим образом не проясняется, и моя творческая мысль без помех идёт дальше. А как эта проблема будет сформулирована в экзаменационных вопросах?! На консультации можно будет уточнить у преподавателя и друг у друга, поскольку студенты такие замечательные люди: если им поставить вопрос, то они найдут ответ, из-под земли достанут!

Вспоминается анекдотик из физматшколы: «В какой аудитории, когда сдавать?» – в ответ на вопрос, за какое время, как вы думаете, можно выучить японский язык…

Постоянно помню о том, что мне непонятно, так как точно знаю, что на экзамене этот вопрос достанется не кому-нибудь, а мне. И что я буду говорить?! Но экзаменационные вопросы скромно умалчивают о таком сложном строении хромосом, а то, что там спрашивается, вполне доступно нашему пониманию. Получается, таким образом, что Ген Никифорович в своих лекциях заехал немного не туда… Мы, конечно, знаем, что он учился в МГУ, кандидат наук, и что недавно коллеги его прокатили в попытке защитить докторскую диссертацию. Это рассказал Кумарин.

…Ген Никифорович один принимал экзамен; я сдавала не со своей, а с пятой группой. Мне очень понравилось отвечать ему экзамен; при этом умудрилась подсказывать даже в чужой группе, Васе Петешову, за что услышала в свой адрес от сурового экзаменатора:

– Сильно много знаешь?! Сейчас пойдёшь отсюда!

Вася как будто не слышал, что я сейчас пойду отсюда, а, может быть, и не слышал, он смотрит на меня так, что в глубине души я вынуждена извиняться. Ну извини меня, пожалуйста, Вася: всё, я пас, не могу больше подсказывать тебе, мне надо сейчас во что бы то ни стало сдать экзамен и завтра в обед улететь на самолёте домой. Но иногда я зачем-то забегаю далеко вперёд… Ведь до экзамена ещё почти целый год.

Целый – учебный – год!

Все знают, что у нас с Валей Карповой в один день день рождения, и я никак не думала, что ввиду этого никто не явится ко мне в гости в назначенное, согласованное время – пить чай. Мы ждём гостей как не очень умные люди; к тому же к Наташе приехала в гости старшая сестра Майя, и мне от этого ещё больше неловко и даже как-то тревожно делается, нехорошо.

Проходит много времени; больше часа. В недоумении выхожу в коридор, медленно дохожу до холла; к кому идти?! я даже примерно не знаю, в каких комнатах многие наши живут. Неожиданно откуда-то из другого крыла общежития вырывается громкая орава, помню во главе Валюшку Карпову и Светика Жукову. Они шумно мне радуются! Они, наконец, бегут поздравить меня с днём рождения!..

Что-то они этим хотели мне сказать, каким-то образом уязвить меня, но коварной цели своей не достигли, от меня всё отскочило, как от стенки горох; попили чая с тортиком, да и ладно! мне без этого хватает проблем-забот!

Наташа подарила мне самодельный плакат, необычный, в центре его было торжественно красной шариковой ручкой начертано: «18 – это здорово!» Ну ещё бы!

А родители прислали мне на день рождения посылку, там были колготки, духи «Пиковая дама». Мамочка насмотрелась на мою московскую жизнь и сделала правильные, конечно, выводы: она решила, что я мёрзну. А уж зимой замёрзну точно! И в самом деле, мне досталось тонкое-претонкое одеяло, а Наташе, наоборот, толстое, плотное, но короткое и узкое, просто-напросто маленькое. А какие у нас были шикарные шерстяные одеяла в шестом общежитии!! Никак не могу их забыть!

В посылке было новое прекрасное шерстяное синее одеяло, оно было такое красивое, что я купила для него пододеяльник, а моё казённое одеяло само собой превратилось в покрывало. Целый год каждый вечер я спрашивала у соседок одно и то же:

– Девчонки, кому одеялко?

Все глубокомысленно задумываются над этим сложным вопросом. И каждый раз получается одно и то же, что дополнительное одеялко (Наташино слово) – Наташе!

В начале учебного года мы ещё занимаемся, у нас вся комната серьёзная, мало что отвлекает нас от учебных предметов. Мы с Наташей спать ложимся в час ночи. Мы, конечно, так поздно не ходим, не стучим, не пьём чай и громко не разговариваем, но верхний свет горит; девчонки спят. Нина Баглай рассказывает, что в шесть утра уже просыпается Ира, она включает свет и занимается, но мне это всё уже глубоко безразлично. Мы спим как убитые, я вообще сплю гениально, почти что лучше всех на курсе, об этом легенды ходят.