Исаак Гилютин - Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)

– А чья вообще это была идея?

Очевидно, задавая этот вопрос, она имела в виду, что это я совратил Толю на поездку. Толя ведь мальчик воспитанный, из хорошей интеллигентной семьи и не способен на такие поступки (?). По крайней мере, так я воспринял этот вопрос, впрочем, моя мама тоже. Потому она и решила мне это пересказать.

Поездка эта была по-настоящему сказкой несмотря на то, что там совсем не было подъёмника и подниматься на гору надо было своими ногами минут двадцать вверх для того, чтобы скатиться вниз за 30–40 секунд. Больше того, в то время мы и слухом не слыхивали о ратраках (специальных машинах типа бульдозеров), которые уплотняют свежий снег и сглаживают склон горы на лыжных курортах. Сегодняшнюю работу ратраков мы тогда делали своими ногами. Зато, это были настоящие большие горы со всеми сопутствующими им прелестями: неописуемые красоты при восходе и закате солнца, загорание на лыжах в плавках, умывание по утрам снегом, самостоятельное приготовление пищи и т. д. А продукты на целых две недели надо было поднять за один раз вместе со слаломными ботинками и лыжами от лагеря, который находился на высоте 2,250 метров. Конечно, эти 750 метров по высоте не были лёгкой прогулкой, но все мы были тогда уже достаточно тренированы, чтобы не «умереть» за эти несколько часов подъёма до хижины. На хижине в единственной большой комнате на двухэтажных дощатых нарах вповалку, было нас там человек сорок. В основном это были студенты, аспиранты и преподаватели университетов из Москвы и Ленинграда, поскольку сам лагерь «Алибек» принадлежал студенческому спортивному обществу «Буревестник». Кстати сказать, годом раньше, но тоже в марте на эту же Алибекскую хижину приезжал кататься на лыжах самый знаменитый из советских бардов того времени Юрий Визбор. В тот год и была им написана по свежим впечатлениям одна из самых известных его песен «Домбайский Вальс»:

Лыжи у печки стоят,

Гаснет закат за горой.

Месяц кончается март,

Скоро нам ехать домой.

Здравствуйте, хмурые дни,

Горное солнце, прощай!

Мы навсегда сохраним

В сердце своём этот край.

Нас провожает с тобой

Горный красавец Эрцог,

Нас ожидает с тобой

Марево дальних дорог.

Вот и окончился круг -

Помни, надейся, скучай!

Снежные флаги разлук

Вывесил старый Домбай.

Что ж ты стоишь на тропе,

Что ж ты не хочешь идти?

Нам надо песню допеть,

Нам надо меньше грустить.

Снизу кричат поезда -

Правда, кончается март…

Ранняя всходит звезда,

Где-то лавины шумят.

Трудно передать восторг и память об этой поездке лучше, чем это сделал Визбор своей песней.

Когда пришло время возвращаться в Ленинград, Толя решил, что он хочет ехать к Але Савиновой, впоследствии Кайдановой, в Казань, куда её направили по распределению. Теперь Толя просит меня «прикрыть его» перед его родителями, т. е. по приезде в город, я должен позвонить его родителям и соврать им, что Толя остался в горах ещё на одну неделю. Пришлось взять и этот грех на себя. Так что, Ида Семёновна была не так уж и неправа, когда подозревала меня в совращении Толи. Думаю позже, когда она всё-таки обнаружила эту мою ложь, она всерьёз меня возненавидела. Ведь Толя же врать не способен, а мне можно.

Теперь мне хочется рассказать об одном из наших сокурсников, который, несмотря на свои незаурядные способности, многократно подтверждённые впоследствии, был вполне заурядным студентом, если иметь в виду лишь успеваемость. Звать его Эдик Аронов и я ещё не раз в этом повествовании буду возвращаться к его личности не только потому, что дружил с ним в течение нескольких десятилетий, начиная с 3-го курса, но, главным образом, потому что он был совсем не ординарной личностью среди нас, к тому же наиболее умным, порядочным и честным. В добавок он обладал комплексом изобретателя, что редко приветствуется окружающими, особенно в СССР того времени, а может и в теперешней России тоже.

Итак, несмотря на перечисленные мною добродетели, Эдик оказался единственным ленинградцем из всего нашего курса в 200 человек, которому не нашлось работы в Ленинграде. Его распределили в деревню Сафоново Смоленской области, где только что построили гироскопический завод. Мне неизвестно, в какой организации он писал свой диплом, возможно прямо на своей кафедре гироскопических приборов, зато хорошо известно, что происходило с ним дальше. Я так же не могу исключить, что у него вообще не было дипломного руководителя (если такое вообще могло быть!) и тему для диплома он выбрал себе сам. Я знаю только одно: подходит «защитный» месяц февраль и Эдику нужен сторонний отзыв о его дипломной работе, а он так и не нашёл никого, кто взялся бы его написать. А без такого отзыва он не может быть допущен к защите. Нечто подобное случится и со мной через девять лет, когда я напишу свою диссертацию на соискание учёной степени к. т. н. Я, разумеется, в курсе его проблемы. К этому моменту я, проведя пять месяцев в своём вычислительном отделе, уже неплохо ориентируюсь там на предмет «кто есть кто». Среди сотрудников отдела было несколько кандидатов наук, как технических, так и физико-математических. Но только один человек по имени Яков Моисеевич Цейтлин совсем недавно защитил докторскую диссертацию. Я почему-то решил, что Яков Моисеевич – это тот человек, который лучше всех подойдёт для отзыва о дипломе Эдика. Конечно, не потому, что он доктор наук, а потому что он как-то более других интеллигентен и приветливее других здоровался со мной при встрече в коридоре. Как видите, я хоть и повзрослел в свои 22 года, но моя детская непосредственность и наивность всё ещё были мне свойственны.

При очередной с ним встрече в коридоре я объясняю ему ситуацию с моим другом Эдиком: нужен отзыв о его дипломной работе и не мог бы Яков Моисеевич взять на себя труд просмотреть её и написать отзыв. На моё удивление, Яков Моисеевич, вместо того чтобы послать меня «куда подальше», дал мне свой домашний телефон и сказал, чтобы Эдик ему позвонил для беседы по телефону. На следующий день Яков Моисеевич сам подходит ко мне в коридоре и говорит:

– Звонил мне ваш друг и из разговора с ним я понял, что у него много интересных мыслей в голове. Я пригласил его на завтра приехать ко мне со своим дипломом. После встречи с ним расскажу вам о своих впечатлениях.

Через пару дней Яков Моисеевич опять подходит ко мне и с улыбкой произносит:

– Виделся я с вашим другом и с его дипломом. Должен вам сказать, что такого неряшливого почерка и так неряшливо оформленной работы мне в жизни видеть не приходилось (в этом месте он рассмеялся – И. Г.). При всём этом, работа очень интересная и я хочу написать в отзыве, что этот диплом написан на уровне хорошей диссертации, ну разве что немного подработать и можно её защищать.