Раймон Пуанкаре - На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 2

, к сожалению поврежденный снарядами. Оконная живопись погибла. Главный алтарь и хоры с резьбой Тальебера Ипрского сильно пострадали, и священник обращается к королю с настоятельной просьбой убрать в безопасное место уцелевшую в ризнице резьбу по дереву времени Людовика XVI. По темной лестнице, затем по неудобным приставным лесенкам мы поднимаемся на колокольню, где устроен наблюдательный пункт. Отсюда мы видим равнину Диксмюде, а внизу злосчастный город Лоо со многими разрушенными домами. Бельгийский офицер, приставленный к этому наблюдательному пункту, показывает нам вдали расположение – увы! – знаменитой батареи, обстреливающей Дюнкирхен и Берг. Затем король и я поехали осматривать укрепления в окрестностях города. Мы были одни в автомобиле и беседовали совершенно свободно. Оба мы были совершенно одинакового мнения о том, что, вероятно, война затянется и необходимо поддерживать в сердце обеих наших наций веру в успех. Короля очень тревожит отступление русских 1, он не может понять непредусмотрительности царского правительства, но верит, что, несмотря на эти неудачи, мы одержим верх благодаря выдержке и настойчивости. Мы беседуем о речи, произнесенной вчера Вильгельмом. Он заявляет в ней, что не хотел войны и что совесть его чиста 2. «Qui s’exuse, s’accuse (кто оправдывается, тот сам себя обвиняет), – заметил мне король. – Если бы на суде обвиняемый так часто заверял в своей невиновности, судья немедленно пришел бы к заключению о его виновности». Мимоходом я коснулся тех странных взглядов, которые высказывал в своих донесениях в Брюссель бывший бельгийский посланник в Париже барон Гильом 3. Король ответил мне, что лучше кого-либо другого знает, как Франция всегда была далека от политики шовинизма. Мы сделали остановку в Фюрнесе, чтобы еще раз подняться здесь на колокольню. С вышки открывается великолепный вид. Бельгийская равнина изумительно возделана чуть ли не до самого фронта. Если бы не поднимающиеся там и сям на горизонте дымки от гранат и не вид развалин под нами, можно было бы на мгновение забыть, что теперь война. Я спрашиваю короля, не согласится ли он в скором времени сделать ответный визит во французскую армию. «Я из скромности, – говорит он, – не обращался еще к вам с этим предложением. Я буду весьма счастлив посетить ваши войска». И он произносит передо мною дифирамб Франции и ее армии.

Мы вернулись в Ла-Панн, где нас в небольшой приморской вилле ожидала королева. С нею были оба молодых принца и принцесса, очаровательная со своими кудряшками и смеющимся личиком. Король отвел меня в предназначенную для меня комнату; она меблирована весьма скромно, как и другие. Через несколько минут мы снова встретились в столовой, небольшой залитой светом комнате с видом на море. К столу приглашены де Броквилль, Мильеран и наши офицеры. Король мило просит извинения за неизысканность блюд. Его повар, говорит он, мобилизован, и его пришлось заменить кухаркой. После завтрака королева быстро сделала несколько снимков своих гостей, и мы все отправились осматривать большой госпиталь в Ла-Панн. Меня поразило его богатое устройство. Он помещается отчасти в Гранд-отеле, отчасти в деревянных разборных домиках, купленных в Англии. Здесь было много раненых бельгийцев, несколько французов, один шестилетний мальчик с ампутированной ногой, девочка, изувеченная в Фюрнесе осколком гранаты. Госпиталь носит имя королевы. Она работает в нем с такой энергией и с таким знанием дела, как сестра-профессионалка. Я вручил розетку ордена Почетного легиона главному врачу доктору Депажу, которого она мне очень хвалила, и оставил кое-что для раненых. Выйдя из больницы, мы пошли вдоль берега. Бельгийские пехотинцы во время отдыха расхаживают группами по пляжу или около вилл, в которых они размещены. Среди солдат в мундирах защитного цвета, которые недавно надела бельгийская армия, кое-где люди в штатском – это жители Ла-Панна – старики, женщины, дети. В своем желании приветствовать нас солдаты, купающиеся в море, не стесняясь, бегут к нам в трусах. Музыка играет Марсельезу и Брабансонну.

Простившись с королевской семьей, мы уезжаем и по дороге снова проезжаем Дюнкирхен. Сделали привал в Гравелине, где осматривали продовольственные склады, устроенные во Франции бельгийским интендантством. Несколько более продолжительную остановку мы сделали в Кале, осмотрели здесь бельгийский арсенал, красивые английские продовольственные склады и вокзалы обеих союзных армий. Пошел дождь. Мы садимся в мой поезд и едем в Париж.

Приехали в Париж в восемь часов утра. Перед заседанием совета министров я осведомился о том, что произошло за время моего отсутствия. Третьего дня возобновилась сессия Думы. Твердые заявления правительства были встречены на всех скамьях самым решительным одобрением 4. Палеолог беседовал с депутатами различных партий. Они утверждали, что народ преисполнен решимости продолжать войну до победного конца (Петроград, № 943) 5.

Продолжаются переговоры с Болгарией, Грецией, Сербией и Румынией. Пересматривают формулировки, вносят одно предложение за другим. Но чем дальше победа, тем беспомощнее дипломатия. Помощник начальника болгарского генерального штаба – он же бывший военный атташе в Германии и доверенное лицо короля Фердинанда – отправился в субботу весьма таинственно в Берлин, где новый болгарский посланник Ризов, симпатии которого всем известны, должен подготовить соглашение с Германией (София, № 351).

Я полагал, что годовщина заседания парламента от 4 августа 1914 г. налагает на меня обязанность обратиться с посланием к парламенту. Но завтра нет заседания. Ближайшее заседание обеих палат состоится только в четверг. К тому же некоторые министры, по-видимому, находят нежелательными с конституционной точки зрения слишком частые послания президента.

Дюбо и Дешанель оба того мнения, что необходимо отметить годовщину. Английский король тоже обратился ко мне по случаю годовщины с телеграммой, выражающей твердую уверенность в победе. Хорошо, если общественные власти во Франции покажут врагам и нейтральным ту же настойчивость и выдержку.

Сообщение, сделанное вчера союзниками в Нише, было плохо принято Пашичем. Он нашел, что выгоды, обещанные Болгарии, затрагивают само существование Сербии, и воздержался от немедленного ответа (Ниш, № 558). Я сделал попытку смягчить это недовольство и с согласия совета министров телеграфировал сербскому принцу-регенту: «По прошествии первого года войны считаю своим долгом послать свои пожелания вашему королевскому высочеству и храброму сербскому народу. Месяц за месяцем мы и наши союзники боремся вместе с Сербией против врагов ее независимости, и нам предстоят еще большие усилия, чтобы добиться полной победы. Прошу ваше королевское высочество верить, что во всех дипломатических переговорах, вызываемых событиями, Франция и ее союзники продолжают иметь в виду интересы Сербии. Мы просим у нее согласия на некоторые жертвы только потому, что они могут оказаться условием окончательного успеха. К тому же они будут сторицей возмещены теми значительными выгодами, которые союзники намерены обеспечить Сербии. Эти выгоды, во всяком случае, будут заключаться в присоединении Боснии и Герцеговины и в широком доступе к морю».

Читать дальше