Виктор Улин - Девушка с печи N7

Вообще ничего не было.

Как не дрожало между нами даже намека на возможную искру, с этой свистушкой я прежде не общался, мы были едва знакомы.

Я не помню, кто она была по специальности: прозаиня, поэтесса, драматургичка или вовсе литературная критица…

* * *

(Отступая от темы, отмечу, что неологизм « критица » я ввел не из оскорбительных намерений, а совсем наоборот.

Это слово вызывает у меня некую аллитеративную ассоциацию со словом « каракатица », а оный моллюск относится к разряду моих любимых сущностей. Тая внутри себя чернильную душу, каракатица радует внешним обликом: она грациозна, нежна, изменчива, имеет упругое тело и печальные глаза. Она женственней, нежели десять тысяч искусственно осветленных голливудских кинозвезд, а из чернил ее в прежние времена делали натуральную краску сепия, имевшую восхитительный оттенок.

Потому сравнение женщины с каракатицей в моих устах звучит как высочайшая похвала.)

Но мемуар мой все-таки не о том.

А эти абзацы я написал лишь для того, чтобы подчеркнуть, что между нами не было ничего такого: в тот период жизни я парил над инфернальной бездной увлеченности своей будущей нынешней женой (для посвященных – Миленой Летницкой) и другую женщину не воспринимал как объект…

2

…Итак, мы сидели, болтали – и ехали, ехали, ехали…

Мимо нас, назад и прочь из нашей жизни текла Москва – Москва первой половины 90-х – город, в котором прошли далеко не худшие наши дни.

После того, как троллейбус – синий, как мой несчастный диплом – доплыл до нужной остановки, мы провели вместе еще некоторое время.

Не потому, что ударила-таки та самая искра, просто ей нужно было купить всяких макарон для последнего ужина, дождь не собирался заканчиваться, диплом все еще требовал сохранения, и я тоже пошел в магазин, где отстоял рядом с нею душную очередь и даже купил для себя баночку шоколадной пасты – просто так, чтобы оправдать свое стояние.

Потом мы вошли в наше общежитие – мрачное, как египетская гробница, и куда более грязное – поднялись мимо лифта на третий (кажется, именно третий, хотя это не имеет никакого значения!) этаж и расстались навсегда: она ушла в правое, женское, крыло, я – в левое мужское (забрав наконец свой бесценный – в прямом смысле слова… – диплом).

Но временная моя попутчица, выше аттестованная мною квазинормативно, на самом деле и была тем самым словом.

В сумочке ее – среднего размера женской вещице – был примерно такой же порядок, как в бетономешалке, приготовленной к замесу с десятком композитных наполнителей.

В тесном замкнутом пространстве, лишенном карманчиков и перегородок, вперемешку лежали самые разные вещи.

Ее собственный диплом, блокнотик с адресами и телефонами, аккуратно свернутая « раскладушка » с картой Московского метрополитена, никому уже не нужные тетрадки с конспектами за три последних сессии, пять шариковых ручек всех цветов, имевшихся в « Союзпечати » (из которых писала только красная), кошелек с деньгами, жетоны на метро, трамвайные, троллейбусные и автобусные абонементы (как новые, так использованные), роман Ж.Сьюзанн « Одного раза недостаточно » в твердом переплете, четыре одинаковых карамельки в блестящих обертках и одна большая шоколадная конфета в простой бумажной, жвачка (как в надорванной пачке, так и приклеенная к чему-нибудь), три пары золотых сережек в трех разных полиэтиленовых пакетиках (с красными камешками, с зелеными и без камешков вообще), флакончик духов с распылителем, роликовый дезодорант, компактная пудреница (скользкая, как лягушка, с полустертой золотой розой на крышке), три расчески плоские и одна круглая массажная, аэрозоль с лаком для волос, восемь заколок-« невидимок » на картонке, черная тушь для ресниц в бутылочке со встроенной кисточкой и тени для век восьми цветов в одной плоской коробочке, миниатюрная точилка из нержавеющей стали, два карандаша (один не начатый, второй почти сточенный) и блеск для губ в круглой баночке, зеркальце, белый носовой платочек, запасные колготки, полупустая упаковка экстренных таблеток « Постинор », несколько предметов из того ассортимента, который я как джентльмен не буду озвучивать, и патрончик с красной губной помадой.

* * *

(В очередной раз отступив от темы, позволю себе высказать мнение, что женщина, в чьей сумочке никогда (хоть раз в жизни!) и ни при каких обстоятельствах (во время выпускного вечера, при получении диплома, перед свадьбой, после развода, на смотринах дочери, по дороге в роддом за первым внуком…) не лежала губная помада, является

ДОСАДНОЙ ОШИБКОЙ ПРИРОДЫ .)

* * *

Пока мы ехали, стояли в магазине и покупали продукты, с этого патрончика (далеко не нового, пустого на три четверти и с давно сломавшимся механизмом уборки-выпуска) соскочила надтреснутая крышечка, и…

И когда я пришел в свою ободранную комнату и раскрыл свой долготерпимый документ о полученном втором высшем заочном образовании, то обнаружил, что внутри он испачкан – в правом верхнем углу, ниже надписи « ДИПЛОМ », напротив серии и номера, чуть выше моей фамилии, остался красный след.

Я был удивлен, возмущен и раздосадован, поскольку с детства трепетно относился к сохранности своих вещей, но выяснять отношения не пошел, предпочтя потратить остаток дня на общение в Валерой Роньшиным, моим тогдашним сокурсником и нынешним известнейшим Петербургским писателем, автором детских « страшилок ».

А потом собрал вещи и уехал в Уфу – кажется, даже тем же самым вечером.

* * *

Потом уже в домашней обстановке – будучи по-немецки педантичным к своим документам, даже к самым никчемным! – я пытался отчистить диплом спиртом, чего мне не удалось, поскольку помада оказалась качественной и была не чета нынешнему ширпотребу.

Пахла она приятно, вкуса ее я не знал, хотя в тот последний день к тому имелись все возможности.

Но я повторяю, что не проявил к своей спутнице знаков внимания, ни разу не дотронулся даже до ее красивой ноги – хотя (чорт меня забери совсем!!!) были же у нее какие-то ноги, и даже целых две, а

НИКАКАЯ ПАРА ЖЕНСКИХ НОГ

НЕ МОЖЕТ

НЕ БЫТЬ КРАСИВОЙ!!..

* * *

Вот и все, что было.

Больше не было ничего.

* * *

(Как давным-давно – еще в те годы, когда у меня самого кипела жизнь и что-то было впереди – уже сказала о себе героиня моего « Рассказа без названия ».

Произведения, родившегося на одном дыхании, но сделавшегося программным для меня самого.

И, возможно, в самом деле удачного.

Не зря же один мой друг – писатель, человек очень талантливый, подлинный художник слова, умный, тонко чувствующий, невероятно начитанный и (что самое главное!) – абсолютно беспристрастный в своих внеличностных оценках – поставил его в один ряд с « Темными аллеями » Бунина…)