Елена Будагашвили - Я – человек. Роман об эмиграции

Озадаченный, пришел Борис в женский отряд. Прямо загадка какая-то, что там могло происходить? Но ответ не заставил себя долго ждать. Молодые женщины, быстро раскусившие добрый и заботливый характер Бориса, который сильно выделялся на фоне сухого, неразговорчивого и озлобленного Иванова, пожаловались ему, что не могут во время месячных идти на ночное дежурство. При минус сорока мерзнут не только ноги и поясница. При таком минусе тряпка, тяжелая и окровавленная, примерзает к телу, и любое движение приносит невыносимую боль. Уже несколько женщин увезли на Большую Землю, и им уже никогда не быть матерями. Борис проникся всем сердцем к этим проблемам, сделал специальный график дежурств и настоял на получении бойцами своего отряда дополнительно теплого обмундирования.

С любовью и нежностью смотрели Иосиф и Нихама на своих сыновей. «Спасибо тебе, Господи, что мои дети вернулись домой! Вот только Зямочка… Где он, Господи?» – подняв к небу глаза, приговаривала про себя Нихама.

Москва торжествовала Победу. Со всех сторон лилась музыка, по улицам гуляли молодые солдаты, окруженные восторженными девчатами. Радость и счастье переполняли воздух. И когда одиннадцатого мая рано утром позвонил в дверь почтальон, ему быстро и радостно открыли дверь. Потупив глаза и не произнеся ни слова, он отдал Нихаме солдатский треугольник и быстро побежал вниз по лестнице.

«Уважаемые товарищи Иосиф и Нихама Гольдберги! Ваш сын Зиновий Гольдберг геройски погиб при взятии Рейхстага первого мая 1945 года. Вы воспитали прекрасного человека и храброго бойца, прошедшего всю войну сначала в войсках разведки, а потом в пехотных войсках. Его подвиг Родина никогда не забудет. Тело Зиновия Гольдберга похоронено в Берлине», затем были перечислены все ордена и медали, которые Зямочка получил во время боев. Нихама почувствовала, как почва уходит у неё из-под ног. Она мягко присела на корточки, обхватив косяк двери, и упала без сознания.

Неудивительно, что в этой обстановке, наполненной скорбью, тихий стук в дверь показался громом среди ясного неба. Иосиф подошел открыть и замер: в дверях стояла Белка. Вся растрепанная, растерянная: «Можно к вам, дядя Иосиф? Мои родители умерли от туберкулеза. Я осталась совсем одна. А Шлёма где?»

Шли неделя за неделей, месяц за месяцем. В вагоне метро ехал молодой высокий человек, пытавшийся сквозь тесную толпу продвинуться к выходу. На его дороге оказалась девушка с большим тяжелым портфелем, которая неуверенно рассматривала схему московского метро. Непослушная челка спадала ей на лоб, закрывая обзор, и она, из-за тесноты лишенная возможности отвести волосы со лба рукой, пыталась их сдуть. Но безрезультатно. Она нервничала, но следующий «сдув» снова оказывался безуспешным. Наблюдать за этим было так смешно, что молодой человек рассмеялся. «Девушка, вы выходите? – вежливо спросил он. – Но даже если вы не хотите, я все-таки советую вам выйти. По крайней мере, вы поправите волосы и спокойно разберетесь, куда вам надо ехать». Девушка с вызовом посмотрела на молодого человека, но послушалась и вышла. Он вышел за ней.

– Я хорошо знаю Москву. Куда вам надо? Я даже могу вас проводить. Как вас зовут? Меня зовут Борис.

– Сколько вопросов и информации в одну минуту, – засмеялась девушка. – Мне надо в Люблино дачное, я там буду снимать комнату. А зовут меня Ляля.

– Надо же, какое совпадение, я тоже живу в Люблино, – обрадовался Борис и принялся объяснять, как туда нужно ехать на метро и на поезде.

Он проводил Лялю до самого дома, где она должна была жить, наклонился к самому ее уху и тихо сказал: «Я не прощаюсь. Мы еще увидимся. И не раз».

Лялька обустроилась в своей комнате, которую ей сдала тетя Нюра Иванова, выложила всё свое богатство – книги – на стол и, усталая, легла в постель. Вошла тетя Нюра пожелать своей молодой постоялице спокойной ночи.

– Да, вот еще что, милая. Если девушка впервые спит на новом месте, то надо сказать: «Сплю на новом месте – приснись, жених, невесте». И тогда ты увидишь во сне своего будущего мужа, – тетя Нюра хитро улыбнулась и вышла.

«Чушь какая-то», – подумала Лялька, но все-таки повторила слово в слово:

– Сплю на новом месте – приснись, жених, невесте.

Спала она по-детски крепко. И всю ночь ей снился Борис.

За самой чертой Москвы, на юго-востоке, расположился маленький поселок Люблино-дачное. Сплошь усеянный резными деревянными домиками, яблоневыми и вишневыми садами, цветочными клумбами – это был самый веселый и прекрасный поселок во всем Подмосковье. Железная дорога с железнодорожной станцией отделяли старую часть поселка с деревянными домами от более новых домов, построенных во времена Сталина и Хрущева. На фоне небольших деревянных построек старого Люблино кирпичный двухэтажный дом особенно выделялся. Это был дом, построенный братьями Гольдбергами собственными руками и рассчитанный на пять квартир. Тесных, с низкими потолками, но своих, отдельных квартир, где все были всё-таки вместе – Зелик с женой и тремя сыновьями, Борис с Лялей, сыном и дочерью, Шлёма с женой и тремя сыновьями, Рома с женой, дочерью и сыном и Циля с сыном.

В огороде у каждого было по грядке, где выращивали лук и петрушку, а Борис посадил вокруг дома вишневый сад, который наполнял воздух ароматом и служил приятной прохладой в летнюю жару.

Дети ходили в школу, а маленькая Ниночка – дочь Бориса и Ляли – в детский сад. Так уж получилось, что она родилась поздно, нежданно-негаданно. Узнав в тридцать шесть лет, что беременна, Ляля пришла в ужас. О каком ребенке можно говорить в таком возрасте? Но муж и сын уговорили ее оставить ребенка. И на свет появился маленький комочек радости, визга и крика – Ниночка.

Воспитывалась Ниночка в духе советского времени: любила смотреть патриотические фильмы и петь патриотические песни. Даже в детском саду, гуляя с подружками на улице, они напевали «Там вдали за рекой» и обливались горючими слезами, когда речь шла о гибели молодого бойца.

Однажды к Ляле приехала давнишняя – со времен детства – подруга, бывшая проездом в Москве. Женщины не виделись более двадцати лет. Они разговаривали, сидя за столом и не замечая, что на диване примостилась со своей куклой Ниночка. Тяжким, полным драматических событий было детство обеих. Воспоминания, которые не давали им спокойно спать и будоражили сердца, выплеснулись из их душ, и слезы залили им глаза. Эти воспоминания военного детства, подслушанные Ниночкой, произвели на нее такое глубокое впечатление, что она, боясь выдать свое присутствие, сидела молча, открыв рот, и только тихо вытирала глаза, полные слез.