Бенвенуто Челлини - Жизнь Бенвенуто Челлини

Мой герцог, хоть его светлость и слышал про ту честь, которая мне была оказана при этом малом осмотре этой превосходнейшей школой, сказал: «Мне очень приятно, что Бенвенуто получил это небольшое удовлетворение, каковое будет причиной тому, что он скорее и с большим усердием приведет ее к желанному концу; но пусть он не думает, что потом, когда она будет видна совсем открытой и ее можно будет видеть всю кругом, что народ станет говорить таким же образом; тут в ней откроют все те недостатки, которые у нее есть, и ей припишут много таких, которых у нее нет; так что пусть он вооружится терпением». А это были слова Бандинелло, сказанные герцогу, при каковых он сослался на работы Андреа дель Вероккьо, который сделал этого прекрасного Христа и святого Фому из бронзы, которого можно видеть на фасаде Орсаммикеле; [443] … работы Андреа дель Вероккьо… на фасаде Орсаммикеле … — Андреа дель Вероккьо (1435–1488) — знаменитый флорентийский скульптор, художник, архитектор и ювелир, ученик Донателло и учитель Леонардо да Винчи, Перуджино и др. Находящаяся в одной из внешних ниш флорентийской церкви Ор Сан Микеле скульптурная группа «Христос и Фома» работы Вероккьо наряду с его статуями Давида и кондотьера Колеони принадлежат к числу лучших бронзовых скульптур того времени. и сослался на много других работ, вплоть до чудесного Давида божественного Микеланьоло Буонарроти, [444] … Давида божественного Микеланьоло Буонарроти … — См. прим. 7, гл. 53, кн. 2. XCII говоря, что он хорош, только если смотреть на него спереди; и затем сказал про своего Геркулеса и Кака, о бесконечных и поносных сонетах, которые к нему были привешены, и говорил дурно про этот народ. Мой герцог, который верил ему весьма, подвигнул его сказать эти слова и считал за верное, что в большой мере подобным образом все и произойдет, потому что этот завистник Бандинелло не переставал говорить дурное; и один раз среди многих прочих, присутствуя тут же, этот пройдоха Бернардоне, маклер, чтобы подкрепить слова Бандинелло, сказал герцогу: «Знайте, государь, что делать большие фигуры, это другая похлебка, чем делать маленькие; я ничего не говорю, маленькие фигурки он делал очень хорошо; но вы увидите, что тут ему не удастся». И к этим разглагольствованиям он примешал много других, исполняя свое шпионское ремесло, в каковое он примешивал гору лжи.

И вот, как угодно было преславному моему Господу и бессмертному Богу, я окончил ее совсем и однажды в четверг утром открыл ее всю. [445] … открыл ее всю . — Открытие статуи Персея состоялось 27 апреля 1554 г. В действительности восхищение ею не было таким всеобщим, как это описывает Челлини. Недостатки в фигуре Персея заметили не только враждебно настроенные соперники Челлини. Известны, например, сатирические стихи Альфонсо де Пацци, в которых высмеивается несоответствие «тела старика» и «ног девушки». Пьедестал же, в котором прекрасно сочеталось архитектурное, скульптурное и ювелирное мастерство Челлини, получил почти всеобщую высокую оценку. С четырех сторон пьедестал украшен фигурами Юпитера, Минервы, Меркурия и Данаи с соответствующими латинскими надписями. На цоколе выполнен барельеф, изображающий освобождение Андромеды Персеем, впоследствии замененный на площади копией и перенесенный в Национальный музей, где находятся также восковая и бронзовая модели «Персея». Статуя стоит в первой аркаде портика Лоджии деи Ланци, на площади Синьории во Флоренции. Тотчас же, пока еще не рассвело, собралось такое бесконечное множество народу, что сказать невозможно; и все в один голос состязались, кто лучше про нее скажет. Герцог стоял у нижнего окна во дворце, которое над входом, и так, полуспрятанный внутри окна, слышал все то, что про сказанную работу говорилось; и после того как он послушал несколько часов, он встал с таким воодушевлением и такой довольный, что, повернувшись к своему мессер Сфорца, сказал ему так: «Сфорца, пойди и разыщи Бенвенуто, и скажи ему от моего имени, что он меня удовольствовал много больше, чем я сам ожидал, и скажи ему, что его я удовольствую так, что он у меня изумится; так что скажи ему, чтобы он был покоен». И вот сказанный мессер Сфорца передал мне это торжественное извещение, каковое меня утешило; и в этот день этой доброй вестью и потому, что люди показывали меня пальцем то одному, то другому, как нечто чудесное и новое. Среди других там было двое дворян, каковые были посланы вице-королем Сицилии к нашему герцогу по их делам. И вот эти любезные люди подошли ко мне на площади, потому что я был им показан вот так на ходу; так что они поспешно меня настигли и тотчас же, со шляпами в руках, обратили ко мне самую церемонную речь, каковой было бы слишком и для папы; я же, как только мог, уничижался; но они так меня одолевали, что я начал их умолять, чтобы нам, уж пожалуйста, уйти вместе с площади, потому что народ останавливался и смотрел на меня еще упорнее, чем на моего Персея. И среди этих церемоний они были настолько смелы, что попросили меня уехать в Сицилию и что они учинят со мной такой договор, что я буду доволен, и сказали мне, как брат Джовананьоло, сервит, сделал им фонтан, цельный и украшенный многими фигурами, [446] … Джовананьоло, сервит, сделал им фонтан… украшенный многими фигурами … — Джовананьоло, прозванный Монторсоли (1507–1563), — монах ордена сервитов, скульптор. Фонтан, о котором говорит Челлини, был сооружен им в Мессине на соборной площади в 1547–1551 гг. XCIII но что они не такого совершенства, какое они видят в Персее, и что они его обогатили. Я не дал им договорить всего того, что им хотелось бы сказать, как сказал им: «Весьма я вам дивлюсь, что вы от меня домогаетесь, чтобы я покинул такого государя, любителя искусств больше, чем всякий другой властитель, который когда-либо рождался, и тем более когда я нахожусь в своем отечестве, школе всех величайших искусств. О, если бы у меня была жажда большой наживы, я бы мог себе остаться во Франции, на службе у этого великого короля Франциска, каковой давал мне тысячу золотых скудо на корм и, кроме того, оплачивал мне стоимость всех моих работ, так что каждый год я зарабатывал больше четырех тысяч золотых скудо в год; и оставил в Париже свои труды целых четырех лет». С этими и другими словами я оборвал церемонии и поблагодарил их за великие хвалы, которые они мне воздали, каковые суть величайшие награды, какие можно дать тому, кто трудится в искусствах; и что они до того усугубили во мне желание делать хорошо, что я надеюсь в немногие будущие годы показать другую работу, каковая, я надеюсь, понравится чудесной флорентийской Школе много больше, чем эта. Эти двое дворян хотели было возобновить свои церемонии; но я, сняв шляпу, с низким поклоном простился с ними.