Джеймс Чейз - Кинжал Челлини

Мой кабинет находился на шестом этаже старого здания, стоявшего на окраине Сан-Луис-Бич. С рассвета и до заката в окно нескончаемым потоком врывались крики детей и шум транспорта. Сосредоточиться днем там было практически невозможно.

Поэтому умственной работой я занимался в основном после заката; последние пять ночей я ломал голову, пытаясь отыскать выход из того затруднительного положения, в которое попал. Я чувствовал себя побежденным. Надежды выкрутиться не было. После пары ночных мозговых атак я убедил себя в необходимости сматывать удочки во избежание больших потерь.

Я пришел к такому заключению жаркой июльской ночью, в десять минут двенадцатого, спустя ровно восемнадцать месяцев после моего приезда в Сан-Луис-Бич. По такому случаю следовало выпить. Подняв бутылку, которую я держал под рукой, и убедившись в том, что она пуста, как мои карманы, я вдруг услышал шаги на лестнице.

Другие кабинеты на моем и нижних этажах ночью были заперты. Люди уходили в шесть часов вечера и появлялись утром к девяти. В доме кроме меня остались только мыши; топот чьих-то ног разогнал их по щелям. Уже давно никто, кроме полицейских, не наведывался ко мне. Вообще-то я не ждал визита лейтенанта Редферна в такое время, но иногда Редферн поступал странным образом; он мог внезапно изобрести способ избавиться от меня. Он воспользовался бы подвернувшейся возможностью выгнать меня из города в любое время суток.

Шаги раздались в коридоре. Человек не спешил; он был явно грузен и двигался размеренно.

Я нащупал в кармане окурок, чиркнул спичкой и закурил. Это был мой последний «бычок», я приберегал его на подобный случай.

В коридоре горел свет, он проникал через матовое стекло двери; настольная лампа отбрасывала яркое пятно на поверхность письменного стола, но остальная часть комнаты оставалась темной. За полупрозрачной дверью появилась тень; возле порога замер великан. Его плечи заслоняли стекло. На голове размером с большую тыкву сидела шляпа, подобная той, что носили киношные рыцари плаща и шпаги в те времена, когда я пешком под стол ходил.

Постучав, незнакомец повернул ручку и распахнул дверь. Человек, остановившийся у порога, напоминал своими габаритами двухтонный грузовик. Под носом у него торчала тоненькая щеточка усов, а маленькие темные глазки, заплывшие жиром и уставившиеся на меня, напоминали дикую сливу в сахаре. На вид ему было лет пятьдесят, не больше. Он страдал одышкой, свойственной тучным людям. Верхняя часть его шляпы находилась чуть выше края дверного проема, и ему пришлось пригнуться примерно на дюйм, чтобы пройти в комнату. На нем было длинное тесноватое пальто с воротником из каракуля и начищенные до блеска туфли на полуторадюймовой платформе.

— Мистер Джексон?

Скрипучий, высокий голос мужчины не гармонировал его габаритами.

Я кивнул.

— Мистер Флойд Джексон?

Я снова кивнул.

Он шагнул в комнату и, не оборачиваясь, захлопнул дверь.

— Вот моя визитная карточка, мистер Джексон.

Он бросил карточку на мой стол. С его появлением комната стала тесной, в ней уже не хватало воздуха.

Не двигаясь, я посмотрел на карточку. Там значились лишь его имя и фамилия. Ни адрес, ни профессия не были указаны. Только два слова: Корнелиус Горман.

Пока я разглядывал карточку, он пододвинул стул к столу. Крепкий, добротный стул, сработанный на века, жалобно заскрипел под весом Гормана. Теперь, когда гость сел, в кабинете образовалось немного свободного пространства, и воздух снова зациркулировал.

Он положил пухлые пальцы на конец трости. Бриллиант размером чуть поменьше круглой дверной ручки сверкнул на мизинце гостя. Кем бы ни был Корнелиус Горман, деньжата у него водились. Я явственно ощутил их запах. Мой нос великолепно улавливал аромат банкнот.

— Я наводил о вас справки, мистер Джексон, — сказал он, изучая мое лицо. — Говорят, вам палец в рот не клади.

Во время последнего визита лейтенант Редферн заявил мне примерно то же самое, правда, в более резких тонах.

Я молчал. Любопытно, что ему обо мне известно.

— Вас считают умным и хитрым; очень, очень хитрым и ловким, — продолжил толстяк. — У вас есть голова на плечах, и вы не страдаете от избытка честности. Вы человек отчаянный, мистер Джексон, но вам не откажешь в мужестве, выдержке и силе характера.

Он посмотрел на меня поверх своего бриллианта и расплылся в улыбке. Почему-то, без видимой причины, кабинет показался мне парящим высоко в воздухе, а ночь — тихой, прозрачной. Я представил себе кобру, притаившуюся в зарослях — жирную, гладкую, но опасную.

— Мне сказали, вы провели в Сан-Луис-Бич восемнадцать месяцев, — еле слышно продолжил он. — До этого вы работали детективом в одном из нью-йоркских банков. Сыщику, служащему в банке, легко преуспеть в шантаже. Возможно, именно поэтому вам предложили уволиться. Обвинение не было предъявлено, но вы жили явно не на одну лишь зарплату. Ваш босс призадумался, мистер Джексон, и решил проявить осторожность.

Он смолк; его маленькие глазки буравили меня.

— Вы ушли оттуда, — продолжил он после паузы, — и вскоре стали сотрудником фирмы, занимающейся охраной гостиниц. Вскоре на вас пожаловался хозяин одного отеля. Вы, кажется, взимали плату с гостиницы в обход вашего работодателя. Вы отвергли обвинение, компания сочла свидетельства вашего мошенничества недостаточными для возбуждения дела, но вам предложили покинуть фирму. Затем вы жили на средства вашей подруги, точнее, одной из ваших многочисленных подруг. Но ей надоело давать вам деньги, которые вы тратили на других молодых женщин, и она порвала с вами.

Спустя несколько месяцев вы решили стать независимым частным детективом. По поддельному удостоверению личности вы получили у прокурора штата лицензию. Вы выбрали местом жительства Сан-Луис-Бич, потому что здесь обитают богачи, а конкурентов мало. Вы специализировались на разводах и некоторое время процветали. Но и в такой области есть возможность заниматься шантажом. В полицию поступила жалоба на вас, и началось расследование. Благодаря врожденной изворотливости вам удалось избежать серьезных неприятностей. Но теперь фараоны хотят выгнать вас из города. Они здорово осложняют вам жизнь. Ваша лицензия аннулирована; власти оставили вас без работы — точнее, они полагают, что им удалось это сделать, но мы-то с вами знаем правду.

Потянувшись вперед, чтобы погасить окурок, я приблизился к бриллианту. Он тянул тысяч на пять, если не больше. Шишки поважнее толстяка Гормана оставались без пальцев из-за таких камушков. Перстень волновал меня.