Юрий Моша - С Гудзона выдачи нет

Родственники дома, конечно же, извелись за время нашего стояния на морозе. Где мы, что с нами – неизвестно, сотовых телефонов тогда не было. На вторые сутки одной из сопровождающих удалось найти телефон-автомат, позвонить в Новороссийск и успокоить родных, что мы живы и рано или поздно поедем.

Из-за этой поломки «экскурсия» сократилась – вместо недели в Польше мы пробыли всего дня три.

Поселили нас в какой-то общаге. В одной комнате жили тридцать человек. Кто-то спал на полу, кто-то занимал немногочисленные кровати – устраивались, как попало. Утром мы вставали, ели в столовой той же общаги, затем нас забирали и везли торговать на самый обыкновенный рынок. Он практически не отличался от нашего. Кто-то раскладывал товар на стеллаже, а кто-то, кому не хватило места, на газетке, расстеленной на голой земле. Помню, в один из «рыночных» дней я весь день простоял, держа свой товар в руках, – по-моему, это как раз и были дедовы шапка и бинокль. Нас научили некоторым польским словам, чтобы мы могли общаться с покупателями, главное – ответить на вопрос «Сколько это стоит?». С рынка нас тоже забирали, увозили в общагу, где кормили ужином. Обед мы вынуждены были добывать самостоятельно.

Тогда, зимой 1991 года, я увидел на польском рынке свежую клубнику и киви. До этого момента даже не знал, как киви выглядит. В России увидеть зимой на рынке клубнику можно было разве что во сне. Я удивился, как тут люди живут, и обрадовался. Мне впервые стала понятна разница между привычным советским бытом и тем, что, на мой неискушенный взгляд, представляла собою заграница. Все было в новинку, завораживало и несказанно мне нравилось. Там же я впервые попробовал такую удивительную для советского школьника вещь, как хот-дог. Даже некоторое время хотел делать эти хот-доги в Новороссийске…

На заработанные деньги я купил черную «дутую» куртку, джинсы-мальвины, о которых мечтал, и подарки родителям и брату.

Из Польши я вернулся абсолютно счастливым. Я понял, чем хочу заниматься в жизни: торговля меня увлекала, она у меня получалась, и меня это захватывало. Понятно, что ни о какой Мореходке после этого речи не шло: я решил получать экономическое образование. После возвращения из Польши случился конфликт с родителями, мама пыталась воспрепятствовать моим попыткам предпринимательства и была крайне недовольна, что я ушел из лицея, не хотел больше поступать в Мореходную академию.

Той же зимой я вернулся в свою прежнюю школу, к своим ребятам, ту самую школу №2 я и закончил полтора года спустя. Правда, в Польшу родители меня больше не пускали, что весьма огорчало.

Однако зарабатывать самостоятельно я все-таки продолжил. В то время во всем бывшем Советском Союзе царил страшнейший дефицит. Если что-то внезапно «выбрасывали» на прилавок, сразу же образовывалась очередь – неважно, что там был за товар. Народ мгновенно собирался, чтобы купить курицу, на мыло и на сахар уже ввели талоны. И я выстаивал в этих очередях, а затем перепродавал купленный товар в комиссионных магазинах с некоторой наценкой.

Товар мог быть любым: косметика, галантерея, что угодно. Чтобы сдать купленное в комиссионку на реализацию, мне понадобился мамин паспорт, я его брал тайком. Товар у меня принимали и сметали моментально. Когда приходил на следующий день спросить, продалось ли что-нибудь, сразу же выплачивали деньги. Потом мама обо всем узнала, и паспорта меня лишили, однако в комиссионках меня уже знали в лицо и принимали то, что я им приносил, не спрашивая документа. Продавцам комиссионок я, кстати, не врал: говорил, что отстоял очередь и приобрел товар в магазине. Во-первых, я честно делал свою работу и тратил собственное время, а, во-вторых, в магазинах, где я все это купил, к тому моменту ничего уже не оставалось.

Стоит сказать, что спустя время мама остыла и перестала воспринимать мой бизнес в штыки. Возможно, она просто поняла, что я не собираюсь сидеть у них с отцом на шее.

На те довольно небольшие деньги я купил свой первый компьютер, кое-что из одежды, магнитофон Sony и кое-какую мебель. В частности, у меня появилась черная тумбочка для документов, которая нужна мне была в тот момент. Уже тогда я питал страсть к личным кабинетам, отмечу с иронией.

Так я торговал года полтора – 10-й и 11-й классы. Потом начал учиться в вузе, одновременно работать, и у меня уже не оставалось времени на торговлю. Кроме того, к моменту окончания школы товары появились и в обыкновенных магазинах, да и очереди уже не были настолько страшными.

В 1993-м я стал студентом экономического отделения Новороссийского филиала Краснодарского политехнического института, факультет «Государственное и муниципальное управление». Учился бесплатно, поскольку поступил на бюджет. Практически одновременно стал работать на городском телеканале «Новая Россия».

Этот телеканал в 1993 году объявил о наборе молодежи. И я решил попробовать силы в журналистике. Меня туда приняли на конкурсной основе, вместе с еще тремя ребятами, и первое время я был репортером «Новой России».

На лекции почти не ходил, накопилось множество проблем с учебой. Меня вешали на «доску прогульщиков», поскольку я регулярно «задвигал» занятия. Особенно плохо было с математикой – я в целом далек от физико-математических наук и никогда особой страсти к ним не питал, институтская математичка меня за это буквально ненавидела. Я понимал, что положение мое серьезное, могли исключить, и пришлось бы идти служить. Этого я боялся: кругом была дедовщина, начиналась война в Чечне, и сама мысль попасть на эту войну наполняла меня ужасом. Правда, я мог попасть в армию даже после окончания института. Но когда я все же с горем пополам его закончил, оказалось, что у меня недостаточный вес, и в армию я все-таки не пошел.

От математички я решил банально откупиться. Отец привез несколько кубов отделочной рейки, которую я ей подарил, и она использовала эту рейку то ли у себя на даче, то ли в кабинете. Скрепя сердце поставила тройку, что и спасло меня от исключения.

С каждым годом я ходил на занятия все реже и реже. Мне повезло, что телекомпания «Новая Россия» находилась в двух минутах пешего хода от института, буквально через дорогу. Утром я шел в университет, а после занятий бежал на телевидение. Если мне нужно было заниматься сюжетом с утра, я вынужден был снова прогулять, пытался «договариваться» с преподавателями, подкупал их то шампанским, то конфетами.

Меня откровенно раздражало, что, помимо основной специальности, нас пытались загрузить предметами, которые, как я считал тогда, были нам совершенно не нужны – начертательной геометрией и тому подобным. И это раздражение однажды вырвалось наружу.