Комил Алламжонов - Алламжонов виноват

Второго сентября подошли к преподавателю. Начинаю издалека, вот, я, единственный сын своих родителей, они так сильно мечтали, чтобы я стал человеком, поступил в ТашГУ…

– Что ты хочешь? – спросила Хатира-опа.

– Нам вот надо было перевестись, и мы вместо вас оценку себе поставили, тройку, извините нас, просто вы уехали…

То, что произошло дальше, я, если честно, не ожидал. Она так накинулась на меня, как будто я не оценку подделал, а ее подпись на завещании.

– Как ты мог, Комилжон? Это же преступление! Это же противозаконно!

И чем больше она выговаривала, тем больше я понимал, что наделал. И подделка тройки уже не казалась мне пустяком. Она потащила нас к ректору и поставила условие – если они сейчас же не будут исключены из института, то уйдет она. Вот так принципиально. Потому что нельзя, недопустимо прощать студентам обман, студентам, которые потом будут отвечать за идеологию. Как мы ее ни умоляли, она была непреклонна. Нет и все! Ни деньги, ни связи, ничего не помогло.

Позвали маму и объявили ей, что ее сын отчислен из института. Я думал, моя мама прямо там упадет в обморок.

Мы шли с ней пешком по проспекту Космонавтов, настроение на нуле, и мама мне говорит:

– Ничего, Комилжон. Я уже поняла, что большим человеком тебе не стать. Сын рабочего становится таким же рабочим. Но это не страшно, сейчас пойдем к папе на работу, пусть он возьмет тебя помощником. Это тоже очень хорошо, иметь ремесло в руках. Будешь автослесарем.

Лучше бы меня отлупили тогда. Я знал, какие надежды она на меня возлагала, как верила в меня. А я так ее подвел.

2002 г.

И вот, недоучку-студента принимают на работу в министерство. На свою учительницу я обижался недолго, это был суровый урок и очень сильный толчок в карьере. А самое главное, вовремя пришло понимание того, что обман рано или поздно будет раскрыт. И лучше сразу получить по заслугам, чем жить с обманом внутри и постоянно бояться разоблачения. И если первое время я очень сильно хотел прийти к ней, в форме, с удостоверением МЧС, и сказать что-то вроде: «Вот, посмотрите на меня, вот кем я стал…» – то потом понял, что именно она мне очень помогла в дальнейшей жизни. Я пришел к ней уже много позже, чтобы рассказать о своих успехах, и тон уже был совсем другим.

А пока я был счастлив. Мне казалось, что начинают сбываться все мои мечты, и впереди меня ждет стремительный взлет.

В пресс-службе МЧС. Снимаем репортаж о деятельности специального поисково-спасательного управления «Камчик».

Мой стремительный взлет продолжался девять лет. И это были годы труда на износ, без выходных и праздников, под руководством очень сурового перфекциониста, для которого была важна каждая мелочь. Либо ты делаешь идеально, либо ты никуда не годен. А еще я заметил за собой одну особенность, которая сопровождает меня всю жизнь – умение быстро и бесповоротно наживать врагов.

Через год я отлично ориентировался в информационной повестке МЧС. У меня всегда были новые идеи, которые нравились Парпиеву, а самое главное, я умел их воплощать. Я не терпел, когда кто-то вмешивался, и с заместителями министра говорил на равных. Через год я уже считал себя специалистом, которого наняли, чтобы делать работу, которую он знает. Но окружение руководства почему-то всегда вмешивалось именно в мою деятельность, при этом я никогда не вмешивался в чужую. Это возмущало. Это все равно, что пригласить повара приготовить плов, а потом говорить ему под руку, что мало риса положил, много масла налил, то есть вмешиваться в процесс. Дождись, пока блюдо будет готово, потом критикуй, если не получилось. Но всем хотелось участвовать именно в процессе. Этого я и не терпел, поэтому все считали Комила Алламжонова слишком дерзким и неуправляемым. Ладно, если бы я был тупым и капризным, но я ведь делал свою работу, и отлично! Но все искали причину такого моего слишком «наглого» поведения.

Всем им было непонятно, почему Парпиев, с которым даже в правительстве разговаривали осмотрительно, кто никогда никого к себе не подпускал в приятели, очень замкнутый и не сильно дружелюбный, носится со мной, с почти ребенком. Взял меня в МЧС, затем в Таможенный комитет, затем в Налоговую службу. Почему доверяет? Явно же родственники. Так родился слух, что я – племянник генерала, поэтому он и двигает меня по карьерной лестнице. Доказательства были «железными»: Парпиев из Андижана, его папа из Маргилана, мой дедушка из Ферганы, ну сразу же понятно, что он мне дядя. В Ферганской долине все друг другу родственники.

А все было просто. Генерал был действительно очень жестким человеком, не любившим ни вранья, ни фальши, с трудом прощавший ошибки. У меня права на ошибку не было вообще. Он не признавал за мной ни личной жизни, ни свободного времени; он сам работал как вол, и считал, что и другие так же должны. И я работал. Я не мог его подвести, не мог сказать «не смогу, не сумею, мне не под силу» или, что устал, хочу домой, к маме. Я слушал его приказы и выполнял, не саботировал и не отлынивал. Из-за моей работоспособности, и из-за того, что мне всегда удавалось выдавать результат, который ему нравился, он и тянул меня за собой, из ведомства в ведомство. Ботыр Рахматович умеет ценить профессионалов. О том, что я его «племянник» он узнал гораздо позже, из публикации «Узметронома»8.

Многие люди не понимают, что доверие зарабатывается трудом, а лояльность – хорошим и справедливым отношением. Им даже в голову такое не может прийти, они могут оправдать доверие только родственной связью.

После ухода Парпиева из МЧС я там тоже проработал недолго. Но, думаю, именно я поднял информационную повестку ведомства на другой, более качественный уровень.

Тогда про МЧС никто и ничего не знал, люди не подозревали, что спасатели вообще существуют, потому что их не было в информационном пространстве.

Зато начальник управления, полковник Иргаш Икрамов, был чистюлей. Когда он заезжал в управление, двор должен был быть полит, а в его кабинете должно было пахнуть иссырыком. Поэтому в ведомстве каждый день подметали и поливали двор, спасательные машины были начищены до блеска, техника была новой и неиспользованной.