Евгения Масальская-Сурина - История с географией

Но я опять возвращаюсь к погромам! Да, забыть их нельзя, но не вспоминать их можно усилием воли. Нам мало приходилось тогда встречаться с польским Обществом, которое только раз в год перед Рождеством съезжалось в Минске на свои блестящие благотворительные базары и балы. Обыкновенно же Общество круглый год проводило за хозяйством в своих имениях. Мы не знали польского языка, не читали польских исторических книг, но самое поверхностное знакомство с историей этого края, на месте, представляло в ином свете и раздел Польши, и польские мятежи, и Муравьева [117] Муравьев-Виленский Михаил Николаевич (1796 – 1866), граф, участник Отечественной войны 1812 года, гродненский, минский и виленский генерал-губернатор (1863 – 1865). Известен решительным подавлением восстаний в Северо-Западном крае, прежде всего, польского восстания 1863 г. , и ссылки.

Давно, мне не было отроду года, когда отец наш [118] Шахматов Александр Алексеевич. , прокурор в Воронеже, поднял бурю негодования в обществе и навлек на себя гнев администрации тем, что возмутился, узнав, что из Киева гонят в Сибирь партию польских студентов в кандалах. Без разговора он велел с них снять эти кандалы и горячим заступничеством в Министерстве настоял на прекращении подобной жестокости. Как понимала я его теперь, вспоминая этот поступок! [119] О котором прочла случайно в его письме к матери. Студенты эти не губили свою родину, а защищали ее, не могли мириться с ее утратой!

В Археологическом Обществе один Снитко понимал нас, но мы и не входили ни в какие препирательства с остальными его членами. Все это были, вероятно, прекрасные люди, горячо преданные своему делу. Они, конечно, были правы, когда отыскивали под слоями былой пышной культуры Польши свои исконные земли. Ведь то были православные русские княжества, земли князя Владимира и его потомства, бывшие за ними задолго до владения католической Польши. Нельзя было требовать от них равнодушия к заветам своего патрона князя К. К. Острожского, киевского воеводы, сына знаменитого гетмана литовского Константина Ивановича! Героический дух защитника русского народа и православия против воинственного католицизма и полонизма, широкие стремления бороться с ними путем просвещения народа, школы, типографии, первое издание (1581) и перевод Библии и богослужебных книг по греческим подлинникам (70 толковников), а не только несметные богатства (в его владении было двадцать пять городов, шестьсот церквей, девяносто монастырей) окружили славой имя этого последнего представителя доблести и духовной силы, названного в грамоте Стефана Батория [120] Баторий Стефан (1553 – 1586), король польский и великий князь литовский. В 1579 выступил в поход на Московское государство, но после ряда побед над войсками Ивана Грозного, не смог взять Псков и заключил перемирие с Москвой. «Верховным Хранителем и защитником церкви православной, веры „старожитной“». В свои восемьдесят два года этот друг Андрея Курбского [121] Курбский Андрей Михайлович (1528 – 1583), русский полководец, политик, писатель, приближённый Ивана Грозного. Однако в 1564 г. в разгар Ливонской войны получил известие о предстоящей опале, бежал и поселился в Великом княжестве Литовском, откуда вёл с русским царём многолетнюю переписку. все также пользовался популярностью и общим уважением, то, чем уже не пользовались его дети [122] Слава Острожских померкла, хотя род их погас значительно позже, в XIX в. Граф и графиня Блудовы, последние из их рода, пожертвовали громадные деньги на устройство целого ряда благотворительных и просветительных учреждений в городе Остроге. .

Были правы члены нашего общества, утверждая, что русская культура X–XII веков в Киевской Руси достигала высокой степени развития, нисколько не ниже западноевропейской, пока волны татарских полчищ и восточных кочевников не смели ее с лица земли. России тогда приходилось выдерживать натиск и первые удары варваров, высылаемых Азией на Европу и, грудью защищая Запад, сама превращалась в пожарища, развалины и пустыни. А когда после двухсот лет рабства и разорения Россия справилась со своей бедой, по выражению одного старинного историка, она стала как бы «новой землей после вторичного потопа»: города, крепости и замки были сожжены дотла, даже старинные названия их исчезли, от Холмгарда, Тунугарда, Роталы, Альргема и других городов не осталось и следа! Явились новые обычаи и законы, новое управление, новая жизнь. Народ был истощен, и былой блеск этого государства померк. А западные государства, от которых Россия отстала на два века, шагали вперед в своем развитии. Польские и Литовские государства сменили русские княжества. Россия стяну лась к Суздалю, Москве, а Киевская Русь стала Польшей! Польшей она стала несколько сот лет тому назад, и польская интеллигенция и не вспоминает русских князей. Эти западные губернии испокон веков были их земли, а теперь русские отнимают у них родину! Прощать русским, более даже чем немцам, раздела и покорения Польши они не могут. Это их Польша! Теперь нашим скромным работникам просвещения оставалось лишь разыскивать следы валов, курганов, укреплений, неизвестных городов, записывать предания, песни и легенды, в которых встречались имена и события летописи: Копыл, Случеск, Клецк, Новогрудок, Менеск и др.

Теперь, когда Тышкевич увез в Червонный Двор всю коллекцию Татура, мы вряд ли уже могли порадовать Лелю, бывшего в полном отчаянии, чем-либо особенно интересным. Рукописи разыскать не удалось. Я сообщала ему все, что присылали в музей из уездов, но пока то были сущие пустяки: рукописные евангелия не старше XVI века, октоих, иконы далеко не древнего письма. Заинтересовало его предложение одного псаломщика игуменского собора продать старинный медный крест с надписью 1010 года. Леля просил снять с него фотографию и написать заметку для помещения в «Известия Академии Наук». Надпись была интересная, этот крест, гласила она, был дан святым Иоанном Богословом преподобному Авраамию [123] Преподобный Авраамий был блестящий проповедник, иеромонах Успенского Собора Смоленской кафедры XII–XIII в. для победы над идолом Велесом при князе Владимире. Но точно такой же крест хранился в Авраамиевском монастыре (см. Шляпкин [124] Шляпкин Илья Александрович (1858 – 1918), филолог, палеограф, историк древнерусского искусства. Здесь имеются в виду его работы: Опись рукописей и книг Археологической комиссии при Псковском губернском статистическом комитете. Псков, 1879 и Описание рукописей Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря. СПб, 1881. – Примеч. сост. ). Который из них был подлинный?

По этому поводу мы перекинулись с Лелей несколькими письмами, и Леля все более и более в курсе наших дел, он очень одобрял намеченные обществом экскурсии по губернии и сам мечтал принять в них участие. Первая наша экскурсия была на ближайшую, в 30 верстах от Минска, станцию Заславль, некогда город Изяславль, удел князя Изяслава, сына Владимира [125] Владимир Святославич (ок. 960 – 1015), князь новгородский (970 – 978), князь киевский (978 – 1015), пришедший к власти в Киеве после убийства своего брата Ярополка. Исповедовал язычество, принял крещение в 988 году, объявил христианство государственной религией, вошел в историю как Креститель Руси. и Рогнеды [126] Рогнеда Рогволодовна (ок. 960 – ок. 1000), княжна полоцкая, дочь князя полоцкого Рогволода, одна из жён великого князя киевского Владимира Святославича, мать князя полоцкого Изяслава Владимировича – родоначальника династии Изяславичей Полоцких, великого князя киевского Ярослава Владимировича и первого князя волынского Всеволода Владимировича. Владимир сначала изнасиловал будущую супругу Рогнеду на глазах её родителей, а затем убил её отца и двух братьев. Рогнеду, просватанную прежде за Ярополка, он насильно взял в жёны. , столица большого княжества. Снитко привез с собой своих двух сыновей-гимназистов и прочел нам лекцию о драме княгини Рогнеды Гориславны, гордой Нормандки [127] Неточность: княжна Рогнеда из Полоцка никакого отношения к выходцам из французской провинции Нормандии не имела. По мнению некоторых исследователей правящая в Полоцке династия была варяжского происхождения. , не мирившейся с изменой князя Владимира.