Нина Савченкова - Время помнить наступило…

…А тогда, в 1941-м, все решали минуты. Действительно, паровоз стоял уже под парами. Перед нами – открытая платформа. Только успели погрузиться, и состав тронулся. Теплая летняя ночь. Мы быстро уснули, а с рассветом небо заполнилось ревом немецких самолетов. Некоторые из них, заметив железнодорожный состав и людей на открытой платформе, забавлялись: спускались и строчили из пулеметов, затем, сделав круг, нападали снова. А паровоз пыхтел и изо всех сил несся вперед. Вот когда я в полной мере испытала страх. Мы, дети, как на ладони, были открыты любой опасности и защищены только своими мамами. Как могли, они прикрывали нас собой. К счастью, ни одна пуля не совершила своей страшной миссии.

Через несколько часов мы приехали в город Орел. День стоял солнечный, и казалось, весь город сбежался на станцию, ведь это был первый эшелон с беженцами с запада. Люди несли еду и одежду, расспрашивали, откуда мы и как «там»?

По прибытию на станцию нас пофамильно переписали и определили место нашего дальнейшего маршрута: Сталинградская область, Нехаевский район, зерносовхоз «Динамо». Там нам выделили комнату. Взрослых членов семьи, к которым уже относились и мы с братом Анатолием, определили работать в поле на прополке пшеницы, а дедушка оставался дома на хозяйстве.

Первого сентября, с началом учебного года, мы пошли в школу. Выдали нам парусиновые туфли, какую-то ткань на форму, учебники, тетрадки и чернильницы, и вот мы уже за партами. Кроме основных школьных предметов мы изучали устройство комбайна. В погожие дни вместе со взрослыми с утра и до вечера работали в поле на прополке свеклы. Взрослые оставались ночевать в поле в шалашах, а дети поздним вечером уезжали домой. Садились в телегу, запряженную быком, и погоняли, как нас научили: «Цоб цобэ! Цоб цобэ!». Вот таким образом приезжали прямиком в наш совхоз, к своим домам.

Между тем, когда уже определилось место нашего временного проживания, мама написала письмо дедушке (папиному отцу) в Москву и сообщила ему о том, где мы и что с нами, спросила про папу. Вскоре выяснилось, что Наркомат путей сообщения направил его на станцию «Свободный» Амурской железной дороги.

В короткий срок, получив пропуск на Дальний Восток и билеты на бесплатный проезд, мы с мамой и младшей сестренкой после окончания учебного года отправились к отцу, оставив дома самых близких своих родных. Наш путь лежал на Пензу, туда был откомандирован начальником политотдела железнодорожной станции папин сослуживец, он мог нам помочь с дальнейшим продвижением на восток. Дело в том, что железнодорожные билеты и пропуск, которые были у нас на руках, имели ограниченный срок действия, их нужно было вовремя продлить. До Пензы добирались на попутных поездах, в товарных вагонах, теплушках. В политотделе станции нашли папиного знакомого, он отвел нас к себе домой, где жил с семьей в хорошей благоустроенной квартире. Первым делом пошли мыться в ванную. Что и говорить, грязные мы были основательно. Когда я помылась в ванной и подошла к раковине, чтобы умыться, то увидела кусочек пемзы, и так мне захотелось очистить лицо от грязи, что я начала тереть его этим камнем и соскоблила щеку до крови.

На следующий день, перекомпостировав билеты и продлив срок пропуска на Дальний Восток, мы уезжали из Пензы пассажирским поездом до ближайшей станции, а потом – чем придется, в основном – в товарняках. Мама подходила к машинисту с одним только вопросом: «На восток?». Так мы добрались до Новосибирска, ехали в одном вагоне с эвакуированными из Ленинграда. Это была конечная станция, все пассажиры вышли из вагона. Оставив нас с сестренкой возле вещей и строго наказав нам никуда не отлучаться, мама тут же, в здании вокзала, стала искать, где можно продлить наши проездные документы. Выяснилось, что для этого нам, пассажирам, нужно обязательно пройти санобработку. Недалеко от улицы Владимировской, под мостом, находилась баня. Здесь мы впервые за всю дорогу от Пензы помылись, переоделись в чистое нижнее белье, которое нам даже постирали, а верхнюю одежду предварительно прожарили. Только после этого мама смогла продлить пропуск и наши билеты на пассажирский поезд Москва – Владивосток и мы отправились в дальнейший путь.

На одной из узловых железнодорожных станций, где поезд долго стоял, мама вышла погулять на перрон, оставив нас с сестрой в вагоне и не разрешив нам выходить. Стоя у окна рядом с выходом, мы с любопытством выглядывали из окна на перрон. Спустя время поезд дал гудок, мама вошла в вагон и встала рядом с нами. Вдруг на последнюю ступеньку уходящего поезда буквально запрыгнул какой-то мужчина, судя по форме – служащий железной дороги. Разговорившись с ним, мама сказала, что едет с детьми к своему мужу железнодорожнику в Свободный. Как только она назвала фамилию, мужчина произнес: «Вы знаете, вашего мужа назначили к нам, и он в Сковородино». Это оказалась именно та станция, на которой мы так долго стояли и с которой только что тронулись. Выяснилось, что уже две недели как папу направили из Свободного в Сковородино начальником политотдела железной дороги. Но так как билеты и пропуск были у нас до Свободного, где находилось Управление Восточно-Сибирской железной дороги, то мы поехали туда. По приезду мама обратилась в Управление и нас разместили в гостиницу. Утром следующего дня мы отправились поездом в обратный путь до станции «Сковородино», где папа встречал нас.

Это узловая станция Амурской железной дороги, по правую сторону от которой, если двигаться на восток, среди сопок, был выстроен поселок железнодорожников, со своим ведомственным хозяйством – школой, больницей, детскими садами, столовой, своим жильем, большим клубом (бывшим зданием церкви), а по левую сторону расположился город. Папе дали двухкомнатную квартиру в деревянном одноэтажном четырехквартирном доме с высоким добротным крыльцом, слева от которого был огорожен небольшой участок с грядками под выращивание овощей; тут же, во дворе, располагались хозяйственные постройки для содержания домашних животных. Одно из окон нашей квартиры выходило на сопки. Большую часть года, с наступлением весны и до первых заморозков, они представляли собой розово-сиреневое марево с удивительным и приятным запахом цветущего багульника. Необыкновенная красота! В голодное военное время мы с сестренкой частенько бегали на них, собирая кислицу, голубику, бруснику. Как-то мама собралась печь блины и попросила меня сбегать набрать брусники на начинку. Соединив ее с пареной свеклой вместо сахара, мама делала очень вкусное повидло, которым фаршировала блинчики.

Родители: Михаил Николаевич и Варвара Сергеевна. 1946 г.