Алексей Митрофанов - Бульварное кольцо – 3. Прогулки по старой Москве

Но по воскресеньям вся эта площадь, обычно пустая, покрывалась с утра густыми толпами людей, снующих туда и сюда, охотниками, рыболовами, цветоводами и всякими бродячими торговцами, оглашалась лаем собак, пением и щебетом птиц, криком петухов, кудахтаньем кур и громкими возгласами мальчишек, любителей голубей – «чистых» с голубыми крыльями и кувыркающихся в воздухе коричневых турманов, а также и хохлатых тяжелых «козырных». Здесь продавали собак, породистых и простых дворняжек, щенят, котят, зайцев, кроликов, певчих птиц, приносили ведра с карасями, рыбьими мальками и даже тритонами и зелеными лягушками – предсказательницами погоды – на все вкусы и спросы. Крестьяне привозили весной и осенью на телегах молодые деревца тополей, ясеней, лип и елок; продавались здесь же удочки и сетки, черви-мотыли для рыболовов, чижи, дрозды, голуби и канарейки; приводили на веревках и на цепях охотничьих собак, торговали птицами на выпуск, которые, получив свободу, улетали на соседний бульвар, чтобы расправить свои помятые крылья, и там же их опять ловили мальчишки и несли снова продавать.

К вечеру площадь начинала пустеть. Оставались только грязь и сор, лужи и всякий навоз. Перед «Эрмитажем», возле Страстного бульвара, становились в ряды извозчики-лихачи с дорогими рысаками, в ожидании щедрых седоков из ресторана, а по бульвару начинали разгуливать нарядные «барышни» в шляпках с перьями и вызывающе взглядывать на встречных мужчин… «Святые номера» постепенно наполнялись своей публикой, а в соседнем девичьем монастыре начинали гудеть колокола, призывая благочестивых ко всенощной.

Теперь из всего этого ничего не осталось – ни монастыря, ни окрестных «учреждений» под красными фонарями. Трубная площадь преобразилась и стала одной из красивейших площадей Москвы, сливаясь с Цветным бульваром, полным зелени, цветов и тенистых деревьев». Подробнее о достопримечательностях Трубной площади – птичьем и цветочном рынках, а также колоритнейших объектах городского «дна» мы уже сообщали в книге, посвященной улице Неглинной.

* * *

В 1905 году в газетах появилась кратная заметка: «К проходившему вчера по Рождественскому бульвару Ивану Пушкину подошли двое оборванцев со словами: „здравствуй, Ваня, дай денег“. Услыхав от него отказ, они бросились на него, сорвали пиджак, но тут подоспел городовой. Один из нападавших был задержан».

Можно вписать в скрижали этого бульвара и такое происшествие: «Проживающие в мебл. комн. „Самарканд“, на Рождественском бульваре, кр. В. В. Мигородский и казак В. Н. Панасенко сделались жертвой следующей проделки. Желая купить автомобиль, они сделали совместно публикацию в газетах о покупке. По ней явились двое неизвестных: один назывался шоффером и предложил покупку автомобиля. У одного из пришедших были в кармане пиво и полбутылки водки, которой они угостили покупателей. От выпитой водки Миргородский и Панасенко заснули крепким сном. Вытащив у Панасенко из кармана 2000 руб. и в 500 руб. вексель, мошенники скрылись. Когда проснулись „автомобилисты“, то в нумере никого не было».

Тот же «Самарканд» вошел еще в одну историю: «Вчера полиция, получив сведения, что в „Международном“ ресторане двое неизвестных, прячась от других посетителей, достают пачки денег и сушат их на свече, явились в ресторан. Подозрительные посетители успели к появлению полиции ускользнуть. Полиция погналась за ними и задержала в меблированных комнатах „Самарканд“, по проезду Рождественского бульвара. При задержании найдено 760 руб., колода крапленых карт и 3 револьверных патрона».

А 30 октября 1904 года в газете «Русское слово» была опубликована заметка под названием «Странный случай»: «Третьего дня, ночью, В. Михайлов и М. Коровкин проходили по Рождественскому бульвару. Вдруг Коровкин вынул из кармана револьвер и приставил его к виску Михайлова со словами: „Я сейчас тебя убью“. – Михайлов сильно испугался, закричал о помощи. Сбежался народ. Коровкина обезоружили. Револьвер оказался заряженным шестью патронами».

Да уж, случай действительно странный.

И – совсем безобидное: «Вечером 2 февраля кр. Капитон Зобов проходя в нетрезвом виде по Рождественскому бульвару, решил „приударить“ за какой-то миловидной дамой, шедшей под руку с мужчиной. Не предполагая, что последний был мужем незнакомки, уличный „дон-жуан“ стал говорить даме любезности, советуя ей „бросить урода, с которым она идет“. Муж обиделся и попросил Зобова оставить их в покое. Произошли ругань, крик и шум. Явилась полиция и „дон-жуан“ был отправлен в участок».

Здесь же – скорее курьез: «23 февраля содержатель кузнечной мастерской в д. Сретенского монастыря, по проезду Рождественского бульвара, кр. Н. И. Конов нанял работника, который в ночь на 24 февраля обокрал мастерскую и скрылся, оставив у Конова свой паспорт. Когда же Конов предъявил этот паспорт на предмет розыска вора в участок, то там обнаружено, что паспорт этот принадлежит кр. Дарье Кириллиной. 40 лет.

Открывается бульвар домом №3. Здесь, в частности, жил композитор Верстовский, автор популярной некогда «Аскольдовой могилы». А в 1896 году тот дом вошел – точнее, вляпался – в историю. «Московский листок» сообщал: «11 апреля какой-то оборванец, войдя во двор дома Гульшина на Рождественском бульваре, отправился прямо к собачьей конуре, где на цепи сидела собака сеттер, стоящая более пятидесяти рублей и принадлежащая домовладельцу; отвязав цепочку, оборванец с собакою поспешно удалился.

Проделка его была замечена дворником, который погнался за вором и задержал его у Сретенских ворот. Задержанный назвался крестьянином Е-вым и, несмотря на улики, в краже не сознался».

Сеттера, вероятно, вернули владельцам.

Все это – случаи малоприятные. И, к счастью, абсолютно не характерные для одного из уютнейших московских бульваров – Рождественского. Уютнейших и, в общем, не особенно богатых на истории. Краевед В. Никольский писал в книге «Старая Москва» (1924 год): «Оба этих бульвара нечем помянуть историку,» – имея в виду как Рождественский бульвар, так и соседней, Сретенский.

А бытописатель Загоскин рассказывал: «Положим, что вы теперь на Кузнецком мосту, – уж тут, конечно, ничто не напомнит вам о деревне; но сверните немного в сторону, ступайте по широкой улице, которая называется Трубою, и вы тотчас перенесетесь в другой мир. Позади, шагах в пятидесяти от вас, кипит столичная жизнь в полном своем разгуле; одна карета скачет за другою, толпы пешеходцев теснятся на асфальтовых тротуарах, все дом унизаны великолепными французскими вывесками; шум, гам, толкотня; а впереди и кругом вас тихо и спокойно. Изредка проедет извозчик, протащится мужичок с возом, остановятся поболтать меж собою две соседки в допотопных кацавейках. Пройдите еще несколько шагов, и вот работницы в простых сарафанах и шушунах идут с ведрами за водой. Вот расхаживают по улице куры с цыплятами, индейки, гуси, а иногда вам случится увидеть жирную свинку, которая прогуливается со своими поросятами. Я, по крайней мере, не раз встречался с этим интересным животным не только на Трубе, но даже и на Рождественском бульваре. Вероятно, во всех столицах после проливного дождя бывают лужи по улицам, но вряд ли в какой-нибудь столице плавают утки по этим лужам, а мне случалось часто любоваться в Москве этой сельской картиной».