Леонид Спивак - Рубикон Теодора Рузвельта

Теодор Рузвельт сократил число американских участников предприятия. К их великой досаде, менеджеры Энтони Фиала и Джон Зам, не проявившие должных качеств в походе, были оставлены на берегу. Рузвельт, будучи неплохим дипломатом, позволил обоим путешественникам сохранить лицо: под началом профессионального натуралиста Лео Миллера они могли продолжать исследования в тропиках и встретить основную экспедицию у слияния двух больших притоков Амазонки – предполагаемого места прибытия людей Рондона и Рузвельта.

Добравшиеся до верховий Рио да Дувида путешественники были до такой степени измотаны четырехмесячным бразильским предприятием, что могли надеяться только на одно: дальнейшее путешествие по неизвестной реке окажется тихим и спокойным. Зоолог Лео Миллер впоследствии вспоминал, как с леденящим душу ужасом думал о том, что не все участники экспедиции доберутся до места запланированной встречи.

Перед самым отплытием Рузвельт попросил орнитолога Джорджа Черри постричь его. Больше знакомый с навыками изготовления птичьих чучел, Черри поначалу пришел в замешательство, но просьбу выполнил. Теодор, взглянув в зеркало, работу одобрил, однако от фотографии на память отказался.

В июне 1898 года полковник российского Генерального штаба Яков Жилинский получил в Мадриде высочайшую аудиенцию у Марии-Кристины, регентши при малолетнем короле Альфонсе XIII. Русский полковник «по Высочайшему повелению» был прикомандирован военным наблюдателем к испанским войскам на «антильском фронте». К тому времени почти три года длилось восстание против испанских колонизаторов на Кубе. «Жемчужина Антильских островов» пребывала в агонии. Как писал полковник Жилинский, «пагубная колониальная политика, заключавшаяся в лишении местных уроженцев, испанцев-креолов, всех политических прав… и чрезвычайно дурная и корыстная администрация вызвали в колониях частые восстания, а подавление каждого из них стоило огромных денег и ложилось тяжелым бременем на бюджет…»

Подавлением сопротивления занимался безжалостный палач, испанский командующий Валериано Вейлер-и-Николау. На территории генерал-губернаторства Куба он запретил выращивать и вывозить за границу основные сельскохозяйственные культуры: сахарный тростник, табак, кофе, какао, кукурузу. Вейлер вошел в историю как создатель первых концлагерей. В борьбе с партизанами он решил сделать большую часть гражданского населения острова « reconcentrados ». Людей срывали с работы, выгоняли из жилищ и с небольшой этапной порцией продовольствия на руках отправляли в специально созданные лагеря под надзор испанских солдат. Все имущество крестьян – дома, посевы, скот – конфисковалось или уничтожалось. Голод, антисанитария, инфекционные болезни, издевательства надсмотрщиков приводили к высокой смертности. За два года концентрационный режим «мясника» Вейлера унес жизни около четверти миллиона кубинцев.

Американское общественное мнение, как писал полковник Жилинский, было на стороне « кубанскихъ инсургентовъ ». В Соединенных Штатах росло число тех, кто выступал за прямое вмешательство в многолетнюю бойню, происходившую в непосредственной близости от американских берегов. Теодор Рузвельт, в числе многих, занимал жесткую интервенционистскую позицию.

Теодор Рузвельт

Броненосец «Мэйн»

Ко времени кубинского восстания Рузвельт сделал неплохую карьеру. Молодцеватый, энергичный, он проявил себя на каждой из государственных должностей: глава Федерального комитета по гражданской службе, комиссар нью-йоркской полиции, заместитель военно-морского министра США. На последней должности он пребывал с апреля 1897 года.

До появления Рузвельта небольшое по размеру военно-морское министерство было «сонным царством» Вашингтона, порядки в котором не менялись с 1840-х годов. Флот был устаревшим, высшие чины в летах не желали радикальных перемен. Морским министром в администрации президента У. Мак-Кинли служил бывший губернатор Массачусетса Джон Д. Лонг, известный как своим консерватизмом, так и частыми отлучками из Вашингтона. Его заместитель Рузвельт, напротив, на каждом углу вещал о необходимости наращивания морской мощи США. «Динамо-машина» военно-морского строительства, Рузвельт инспектировал верфи и корабли, воевал с бюрократами, требовал новых ассигнований на флот и дал ход его перевооружению. Над Теодором подтрунивали – мол, его милитаристская риторика хороша для теплых кабинетов, и во все времена находились любители жертвовать чужими жизнями ради красивых лозунгов.

В январе 1898 года консервативное испанское офицерство, поддерживаемое местными плантаторами и церковью, устроило монархический путч в Гаване. Дело шло к полномасштабной войне всех против всех, участились случаи антиамериканских выступлений. Соединенные Штаты отправили в Гавану крейсер «Мэйн» для защиты американских жизней и имущества.

В это же время одна из нью-йоркских газет опубликовала перехваченное частное письмо испанского посла в Вашингтоне де Ломы, в котором содержались нелицеприятные высказывания в адрес президента США Уильяма Мак-Кинли. Посол, в частности, назвал президента «дешевым угодливым политиканом». Испанский дипломат немедленно подал в отставку, но наэлектризованное американское общество требовало сатисфакции. Осторожный Мак-Кинли как мог тянул с принятием судьбоносного решения.

15 февраля 1898 года около десяти часов вечера рейд Гаваны потряс мощный взрыв. Окутанный дымом американский крейсер «Мэйн» быстро ушел под воду. Погибло 266 человек личного состава. Прибывшая в Гавану американская следственная комиссия пришла к заключению, что причиной гибели «Мэйна» стала детонация оружейных погребов, но подрыв был осуществлен с помощью подводной мины. Испанские власти не смогли отвести от себя подозрения. Общественное мнение в США было единодушно как никогда. Лозунг «Помни “Мэйн!”» облетел все штаты.

Рузвельт впереди всех рвался в бой, нерешительность Мак-Кинли приводила замминистра в ярость. Когда его непосредственный начальник Джон Лонг заболел, Теодор Рузвельт отправил телеграмму командующему тихоокеанской флотилией Дж. Дьюи с приказом привести корабли в полную боевую готовность и идти в сторону Филиппин, которые были колонией Испании. Некоторые историки считают «отлучку» Лонга дипломатической игрой, в которой рискованная главная роль отводилась его молодому и горячему заместителю.