Нина Ким - Мемуары Эмани

Меня ставили работать на рисорушку. Я стояла и читала, не обращая внимания на крики взрослых.

Выходки мои оставались безнаказанными, потому что бабушка защищала меня.

По соседству, слева от нас, жили татары, муж грозный был, звали его Салимгари. Все кашлял и вытирал длинные усы. Пришел к отцу, когда купил дом, говорит:

– Мы должны дружить, мое – твое, твое – мое. Хорошие соседи – лучше родни.

Выпили, побратались и разошлись. А тут уже весна пришла, у нас жаркие края – юг Узбекистана, Наманганская область. Через забор мне моргают ягоды клубники, крупные и красные. Перелезла на ту сторону и прямо на грядках их и съела. Вечером Салимгари опять к отцу пришел, весь красный, как та ягодка с грядки:

– Алексей, мы же соседи, нехорошо это. Ладно, ягоды съела, так еще и кусты все потоптала. Нельзя чужое брать, объясни дочери.

И смотрит на меня в упор. Ничего понять не могу, только недавно здесь сидел и говорил отцу: «Мое – твое, а твое – мое». Взрослый, а путается, где чье. Так и ответила отцу, он слегка улыбнулся и говорит:

– Это чужое. Никогда не бери то, что тебе не принадлежит. К соседу больше ни ногой.

Урок был на всю жизнь. Не всегда надо верить словам.

Соседи справа – корейцы, тоже большая семья. Дядя Иван ездил везде на велосипеде черном. Так и чешутся руки – потрогать хочется красавца. Да не соседа, а велик! Пришлось взять его покататься. Целый день крутила педали на пустыре, падала миллион раз. Велосипед немного потрепался. Незаметно поставила велик на старое место. Может быть, дядя Ваня не узнает ничего? Узнал. Тоже пришел к отцу и долго сидел у нас. Оказывается, колесо было спущено, камера проколота, руль вывернут в другую сторону.

Отец купил мне велосипед, научил руль выправлять: «Ставишь его между коленок, направляешь на себя и закрепляешь». Сиденье под мой рост подогнал. Подтолкнул легонько велосипед ко мне: «Будь осторожна!» Каталась, подняв руки вверх, задом-наперед, стоя и лежа. Как хорошо было ездить на своем велосипеде!

Соседи сзади были интеллигентные, богатенькие. Один сын у них был затюканный ласками. Старики и родители оберегали его. Чистенький такой, сытый и вежливый. Так и хотелось вымазать в грязи. Не получилось.

Увидела как-то, соседка закапывает куриные яйца в горячий песок. Рассказываю дома, а бабушка смеется:

– Они, как китайцы, любят тухлые яйца, солеными называют, потом варят и едят.

А перед нашим домом хлопковые поля расстилались на много километров, и соседей не было, слава богу.

Кто-то тихо тронул меня за плечо:

– Нина, дочь Алексея?

Маленькая щуплая старушка смотрела на меня и плакала, моя бывшая соседка – жена Салимгари.

Те, которые любили тухлые яйца, улыбнулись, увидев меня. Жили теперь в большом новом доме, который выстроили там, где заканчивался наш огород. Раньше на том месте стоял туалет – четыре палки по углам, по кругу обшитые мешковиной. Сидишь на корточках и смотришь в дырочки. Я их сама проделала с правой стороны, чтоб не скучно было.

Так вот, соседи отстроили себе хоромы на месте нашего туалета. Дядька высокий был среди низкорослых корейцев с кривыми ногами. Такой симпатичный и положительный. Жили они тихо и гостей не жаловали.

Почему у многих корейцев старшего поколения ноги кривые? Корейские мамки носили детей на спине. Обматывали себя и ребенка крест-накрест через плечо простыней, чтоб не мешал работать. Первый год жизни ребенок бултыхался в этом рюкзаке самодельном, обхватив мать ногами за спину. Ноги меняли форму, становились кривыми.

Мне было лет двенадцать, когда в моду вошли челки, длинные и прямые, до самых бровей. В классе уже все щеголяли так, а я одна ходила с открытым лбом. И в один прекрасный день я решилась. Встала перед зеркалом и отрезала волосы от затылка до лба. Что вы думаете? Отрезанные волосы скрутились в колечки, я ничего не могла с ними сделать. Мочила водой, держала пальцами концы волос, выпрямляла слюнями – ничего не помогло. От затылка до лба вились кудряшки. Конечно, родители заметили мою новую прическу, но сделали вид, что так и должно быть.

Только они привыкли к моей челке, я стала канючить: «Все подружки ходят в бриджах! Сшей! Сшей мне такие же!» Уговорила маму, сшила она черные широкие штаны из сатина. Внизу на резинках, как у девочек. Бегу на улицу похвастаться.

– Стой! Ты куда собралась? – спрашивает отец и глядит на мой наряд. – Неслыханное дело – дочь в штанах, позор какой!

Чувствую, как голос отца наливается гневом. Забежала в комнату, опустила железную щеколду и притаилась. Присела в уголке и думаю: «Открой, если сможешь», а сама трясусь.

Боялась отца. В это время пришел сосед, у которого я велик брала покататься. Он сразу догадался, кому отец угрожает:

– Нина там, – и улыбается понимающе.

Мужик был противный, ябеда. Частенько приходил беседовать с отцом, долго пил чай у нас и все качал маленькой головой, похожей на дыню. Рассказывал отцу про мои проделки.

На нашу улицу каждый день приходил старый узбек. Худой, загорелый бабай с седой бородкой и в выцветшей тюбетейке. Расстелет мешковину, разложит товар и ждет покупателей.

Разное продавал: курт – сушеные комочки соленого творога домашнего, семечки, шарики кукурузные. Целый день сидит под солнцем и дремлет, закроет глаза и клюет носом.

Я так тихо подхожу и кричу ему в ухо:

– Нечпуль? (Почем?)

Пока он глаза откроет, хватаю курт или шарик кукурузный и бегом за угол.

Через много лет такие кукурузные лакомства увидела в магазине. Попкорном назывались. Наверное, у старого узбека их делать научились. Никогда не покупаю, наелась в детстве. Да и стыдно. Бедный старик, почему я так изводила его? А он не бежит вдогонку, потому что остальное могут утащить.

Дядя Ваня-ябеда все это рассказывал и цокал языком, покачивая головой-дынькой. Отец слушал молча, но его лицо становилось красного цвета. Он покашливал и молчал. Так я выбила деньги на карманные расходы.

А сосед привил мне отвращение к ябедам на всю жизнь, мы их называли сексотами. «Доносчику – первый кнут!» – помните об этом и не доносите. Не сплетничайте никогда!

– Нина, дочь Алексея! – закричал он и заплакал. Не от стыда, от радости.

Почти через сорок лет я стояла на пороге дома у дяди Вани в городе Джамбуле. Была проездом и решила навестить бывшего соседа.

Он опять качал головой, похожей теперь на сморщенную дыню, цокал языком и вытирал слезы. Мы вспоминали папу, которого давно не было в живых, и жизнь в маленьком поселке на краю света.

Я бегу и перепрыгиваю через арык. Хлопковые кусты бьют по пяткам, уже не видно низеньких домов, а я все бегу. Мамин голос: «Стой, догоню тебя!» – звучит и растворяется в темноте. Сердце хлопает в груди, замираю и просыпаюсь от страха. Один и тот же сон гонит меня через годы.