Ирина Измайлова - Собор. Роман с архитектурой

– Это не ваше дело, мсье, – сказал Огюст, – но если угодно, я вам отвечу: за спасение полка во время битвы при Ла Ротье.

– О-о-о! – пожилой солдат взглядом сверху вниз окинул невысокую фигуру молодого человека.

Потом ладонь его решительно легла на дуло ружья Жюля.

– Оставь это, парень. Не годится стрелять офицеров, как кроликов. Может, он и в самом деле не виноват?

– Все может быть, – с сомнением протянул озадаченный комиссар. – А закон в любом случае надо соблюдать. Мсье Монферран, извольте подчиниться приказу. Вы арестованы.

– Да это мне давно ясно, – проговорил Огюст, делая над собою невероятное усилие и подавляя готовый вырваться приступ истерического смеха. – Но прикажите им отпустить меня. Я сам с вами пойду, господа, не тащите меня через всю улицу за шиворот, как какого-нибудь карманника. И ради Бога, комиссар, позвольте мне позвать моего слугу: он там, в доме, он выйдет, если я крикну ему… Я хочу попросить его сообщить одному из моих друзей о том, что произошло.

– Ну что же, на это я не могу возразить, – кивнул комиссар. – Отпустите его, солдаты. Жюль, сходите за его слугой.

«Другом», которому Огюст собирался сообщить о свалившемся на него несчастье, был разумеется, мсье Пьер Шарло. Будущий тесть архитектора имел достаточно связей, чтобы помочь ему, даже и в том случае, если его арест не был просто недоразумением…

На третий день его заключения в тюрьме ла Форс в камеру к нему явился, наконец, долгожданный мсье Шарло.

– Господи помилуй, что все это значит?! – возопил он с порога, едва караульный со звоном захлопнул за ним дверь.

– Это значит, – пожимая ему руку, ответил Огюст, – что я стою над глубокой пропастью, и мне очень нужна точка опоры, мсье Пьер.

– Но в чем вас обвиняют, черт бы побрал этих путаников?!

Горько рассмеявшись, молодой человек усадил своего гостя на тяжелый деревянный табурет и сел напротив, на покрытую грубым одеялом железную кровать.

– Мсье, – проговорил он, – вы знаете, что у нас умеют сделать из мухи слона. Виною всему моя достопамятная встреча с императором Александром.

– Что?! – Шарло так и подскочил, пожалуй что, слишком удивившись, но Огюст, волнуясь, не мог этого заметить. – Разве у нас установлен террор? За ваш безобидный подарок русскому царю вас упрятали за решетку?!

– Увы! Но дело не только и не столько в подарке. Кто-то написал на меня донос, и в этом доносе утверждается, будто бы я давно уже был агентом Бурбонов, причем служил непосредственно князю Талейрану и бывал посредником между ним и графом Витролем, что я принимал участие и в недавнем восстании Вандеи [29] Вандея – область во Франции, ставшая центром монархических восстаний конца XVIII – начала XIX в. , передавал туда сведения из Парижа… И всему этому неопровержимое доказательство – мое «сказочное» появление перед русским императором, к которому простому смертному, де, трудно было так быстро попасть. Кроме того, и мое свидание с Александром происходило в присутствии Талейрана и Витроля, которые, якобы, мне и помогли в уплату за мои услуги.

– Но это все, конечно же, ложь? – хмурясь, спросил мсье Пьер.

– Вы, может быть, сомневаетесь? – Огюст в упор посмотрел на него, но по выражению его лица ничего не смог понять. – Вы полагаете, что я кинулся с головой в эту бочку грязи, называемую политикой? Да я…

– Да знаю я, мой мальчик, что вы никакого отношения ни к Талейрану, ни к Витролю, ни к Вандее и ее мятежникам не имеете! – вскричал Шарло. – Но доказать-то это возможно или нет?

– О, в этом-то все и дело! – Огюст развел руками. – Моя встреча с русским царем произошла, я преподнес ему подарок, а какой, это уже неважно, важно то, что он меня милостиво принимал и выслушивал. Ручаюсь, что займись этим какой-нибудь умный человек, ему бы просто смешно стало ото всей подобной чепухи, но тюремный следователь, с которым я беседовал, и который, уверяю вас, в недавние месяцы яростно разоблачал и карал бонапартистов, готов отдать меня под суд. А суд, если только признает причастность мою к роялистам до отречения императора, может вынести мне смертный приговор, ибо это будет уже обвинение в измене присяге… Понимаете?

– Вы преувеличиваете, Огюст, ей-богу! – воскликнул мсье Пьер. – Не те сейчас времена, и его величество император скорее расположен миловать, а не карать. Суд не будет так жесток, да, я полагаю, и до суда дело не дойдет. А я приложу все мои скромные силы, дабы помочь вам, и ручаюсь, что помогу, если, конечно, найду нужные пути и средства.

– Ради бога, найдите их! – молодой человек посмотрел на своего будущего родственника таким взглядом, что тот потупился. – Что бы мне ни угрожало, я из-за всего этого прежде всего место потеряю: Молино, узнав, что меня отдают под суд, тут же позаботится об этом – у него и так много лишних архитекторов… Куда же мне, а? В Сену?

– Ну, милый мой, откуда такие слова? – возопил мсье Пьер. – На вас это не похоже!

Легкая краска проступила на лице Огюста, он устыдился своего порыва малодушия. Но тут же его губы скривила ироническая ухмылка, он махнул рукою и проговорил незнакомым глухим голосом, глядя не на Шарло, а в кирпичную темную стену своей камеры:

– Я устал, мсье! До мерзости… Не могу сознавать, что меня, как шахматную фигуру, двигают взад и вперед какие-то тупые безмозглые силы! Меня! Человека, творца, черт возьми, если талант в этом мире что-то значит и дает право так называться… Я ненавижу войну, а мало ли мне пришлось воевать? Мне противно унижение и раболепство… Вот сделал один раз шаг смелый и отчаянный – преподнес Александру этот самый альбом. Что это, измена? И меня винят во всех смертных грехах, среди бела дня, на глазах у соседей, хватают возле моего дома и тащат в тюрьму, и какой-то идиот, который не имеет ни убеждений, ни совести, называет меня изменником и государственным преступником, допрашивает и с грамматическими ошибками вписывает в протокол какие-то, с его точки зрения, умные фразы! Боже мой, как это перенести?!

– Успокойтесь, Огюст, успокойтесь, не впадайте в истерику! – мсье Пьер взял молодого архитектора за руку и наклонился к нему, стараясь придать своему лицу как можно более сострадательное выражение. – Даю вам слово, я буду стараться вам помочь. Но только мне надобно уверить моих высоких покровителей, а таковые у меня, вы знаете, имеются, так вот, их надо уверить в том, что вы – близкий мне человек.

Огюст удивленно посмотрел на него.

– Куда уж ближе? Я ведь почти жених вашей дочери. Или вы мне решили отказать, коль скоро я оказался в ла Форсе?

– Что вы, что вы, наоборот, мой дорогой! – глаза мсье Пьера так и засверкали, и в выражении лица против его воли появилось что-то хищное, словно он кинулся из засады на жертву, которую давно поджидал. – Я как раз и хочу это подчеркнуть! Но о вашем сватовстве надобно сообщить моим высоким покровителям, а вы ведь еще и не посватались, вы все тянули… Кто же знает вас, как жениха Люси? Однако же, если я покажу им подписанный вами и заверенный у нотариуса контракт… Я хочу сказать: письменное ваше обязательство в такой-то срок заключить брак!..