Юрий Иовлев - Истории моего папы. Записки боевого лётчика

Нервная система напряжена, он вёл самолёт. После приземления расслаблялся, силы покидали его, и он умирал. Ещё немного о «Любо, братцы, любо». На каждом аэродроме дежурило звено истребителей. Лётчики находились в кабинах самолётов с надетым парашютом, готовые к вылету при налёте на аэродром, или на боевое задание. Так вот, «Любо, братцы, любо» часто проверял бдительность этого звена. Не спят ли? Зная это, мы, сидя в кабинах, имитировали сон. Он возвращался на КП, запускал зелёную ракету, увидев, что моторы работают, давал красную ракету – отбой. Почему ему это нравилось, я не могу сказать. Но мы его так дразнили.

Из-за своего прозвища он злился и не награждал лётчиков, отличившихся в боях. Говорил:

– Пока не скажете, кто меня так прозвал, наград не увидите. Награжу того, кто скажет, причём, дам сразу орден Красной звезды.

Так он и уехал от нас в другую часть, но ему никто ничего не сказал.

При потере ориентации в воздухе, лётчик мог воспользоваться пеленгатором, который стоял на аэродроме, запрашивая его своим кодом. Пеленгатор давал курс на аэродром. Однажды, лётчик потерял ориентацию, решил запросить пеленгатор, а код забыл, помня только позывной Море. Несколько раз запросив Море, Море, он, отчаявшись, воскликнул:

– Да где ты есть? Разреши, хоть, на пузо сесть!

Мы сначала думали, что он хохмит, но потом поняли, что на самом деле. Всё же он сам восстановил ориентацию и сел на аэродром.

В нашей АЭ служил командир звена лейтенант Николай Фролов. Было лето 1944 года, Украина. Он дремал, сидя в кабине самолёта, находясь в дежурном звене. В это время на посадку заходили штурмовики Ил-2. Мы называли его Воздушный, или Фронтовой танк, а немцы прозвали его Чёрная смерть. Лётчик одного Ил-2 не попал точно на посадочную полосу и крылом своего самолёта ударил по носу Аэрокобру, в которой дежурил Фролов. Николай моментально выскочил из кабины. С тех пор на дежурстве, как только кто-то кричал:

– Фролов, Илы!

Он моментально выскакивал и убегал за хвост самолёта.

На самолёте Ил-2 задняя кабина была не из оргстекла, а закрыта стальным листом. Мы у лётчиков Ил-2 спрашивали:

Зачем это у вас лопухи сзади? Чтобы мессершмитов не бояться?

Они отвечали:

– Это – защита от пуль.

А мы им:

– А мы-то думали…

Очень они на нас злились.

Польша, январь 1945-го года. Ил-2 возвращался с боевого задания. В самолёте раненный стрелок-радист, находящийся в задней кабине с пулемётом. Он получил ранение, когда отбивал атаки вражеских истребителей. Обычно, они с раненными стрелками садились на первом попавшемся аэродроме. Пилот решил посадить самолёт на нашем аэродроме, но сильно промахнулся и взъехал в сосновый бор на большой скорости. Были отбиты плоскости и оперение, Ил-2 сигарой проехал ещё два десятка метров и остановился в лесу. Но лётчик и стрелок не пострадали. Стрелка-радиста увезли на скорой в госпиталь. Вот каким крепким был Воздушный танк.

В 1945-м году со мной произошёл невероятный случай. Это было на аэродроме Бриг (ныне по-польски Бжег), под городом Бреслау (Вроцлав). Однажды, возвращаясь с боевого задания, забыл выключить оружие и, заруливая на стоянку, я расстрелял пикирующий бомбардировщик Пе-2. Уходя на боевое задание, мы, после взлёта, включали оружие, а заходя на посадку, выключали его. Был сильный боковой ветер, я с трудом удерживал истребитель от разворота одними тормозами. Тормоза на Аэрокобре Р-39 были гидравлическими, нужно было всё время «лопухами» накачивать давление в систему. «Лопухи» – это большие пластины на педалях самолёта, при нажатии создаётся давление в тормозной системе. Надавливается такой «лопух» носком ноги. Нажмёшь левый «лопух», самолёт разворачивается влево, нажмёшь оба – останавливается. Подрулив к стоянке самолёта, вроде бы нажал оба тормоза, но, не тут-то было. Правый тормоз оказался накачан сильнее, самолёт развернулся вправо. В момент разворота, нажал на гашетку пулемётов и дал очередь из четырёх патронов. В Пе-2 получилось четыре дырки. На фюзеляже самолёта лежал механик и что-то делал, он моментально упал на землю. Первая мысль была:

– «Убил человека».

Но, нет, смотрю поднимается, значит жив. Отлегло на душе. От Кузьмича (подполковник Криванов Андрей Кузьмич) получил взбучку, да и не малую. На утро перед строем лётного состава зачитали приказ: платить шесть месяцев «алименты» на починку самолёта – 25% из зарплаты. Правда, вычли 25% один месяц, на этом всё и закончилось. Всё обошлось хорошо, потому что воевал я хорошо, замечаний не имел. Вот так я сбил на земле свой бомбардировщик Пе-2. Допустил такую халатность, необдуманность. Нельзя нигде забываться, нужно всё время проверять себя.

Снова аэродром Бриг на берегу реки Одер. В марте 1945 года мне доверили провести разведку аэродрома под городом Швейдниц. Оттуда немцы производили налёты на наши войска. Необходимо было узнать, как расположены на стоянке бомбардировщики и истребители противника. Пара самолётов, ушедшая до меня, назад не вернулась. Видимо, были сбиты зенитной артиллерией. Долго согласовывая с оперативными работниками детали разведки, пришёл к выводу, что подходить к аэродрому нужно на низкой высоте 10 – 15 метров. Зенитные орудия из-за быстрого перемещения самолёта не успеют быстро развернуться и вести прицельный огонь.

Утром, как только забрезжил рассвет, мы с ведомым взлетели и взяли курс вглубь немецкой территории. Пройдя сто километров, развернулись и легли на курс к вражескому аэродрому, стали снижаться. При подходе к аэродрому, зенитки «завели свою песню». Мы снизились до высоты в пять метров, по мне, вероятно, стреляли все, не только зенитки, но из винтовок и, даже, пистолетов. За нами, на преследование взлетели четыре фоккевульфа Ф-190. Они преследовали нас до самого нашего аэродрома, пока наши истребители не связали их боем. Сев, я доложил обстановку, и через час наши бомбардировщики накрыли этот аэродром.

Ещё о Швейднице. Под Швейдницем на горе стоял монастырь. И, вот, кто-то из лётчиков говорит, что на этом монастыре уцелел купол. Нам было приказано привозить не более пятнадцати процентов боекомплекта. Мы расстреливали его, по движущимся по дорогам немецким автомашинам и скоплениям войск. И, вот, началась охота на этот купол. В результате купол был сбит. Сейчас, думаю, этого делать было нельзя, считаю – детство, необдуманность. Но тогда, это было время азарта, интереса, молодости и мщения за нашу Родину.

Во время войны в соседней АЭ служил лётчик Вася Компанеец. Интересный был человек. В нашей комнате висел портрет Сталина, а под ним плакат со словами «У лётчиков такая порука, такое заветное слово есть: врага уничтожить – большая заслуга, друга спасти – великая честь». Плакат отражал действительность лётчиков – истребителей. Это – дружная семья, всегда помогут в бою, если тебе трудно. Потерю друга очень переживают. Дрались смело, не смотря на некоторое превосходство немецких лётчиков. Хочу заметить, что и немцы были не трусы, дрались хорошо. После боевых вылетов проведённых боёв, рассказывали свои впечатления, о допущенных ошибках, чтобы было поучительно для других. Каждый лётчик, слушая это, делал для себя выводы, готовясь к дальнейшим боям, это всегда хорошо помогало. Как говорится, мотали себе на ус, хотя и их ещё не было. В Польше Вася Компаниец, придя вечером, подошёл к портрету Сталина, встал на правое колено, положив фуражку на левую руку, сказал: