Наталья Шадхан - Расскажи про меня, Игорь! Метод Шадхана

И. Ш. Конечно, я переживал. Но слава Богу, мне было 39 лет, рядом Волошина, она из-за меня, конечно, пострадала.

Всем было неудобно, потому что передача продолжалась и стала заметным явлением. И в 1982-м я уже выпустил фильм, который состоял из шести новелл. Там были не все герои «Контрольной», но мы продвинулись художественно.

Нас представили к премии Союза журналистов СССР, и с тех пор и за мной, и за Волошиной тянулся шлейф авторов «Контрольной», но, наверное, больше за мной, потому что открытием передачи стали, прежде всего, дети. Этих детей узнавали на улицах. Страна (мы знали это по многочисленным письмам) была поражена, неужели у нас такие тонкие впечатлительные дети? Неужели это самые обычные дети, не отобранные всей страной? Появилась масса публикаций. Мы объясняли, что это обычный детский сад, который выбирался по единственному принципу, чтоб было близко. Что детей нам не подсовывали, что это обычная подготовительная группа 1978 года.

И хотя я был за кадром, а я разговаривал с детьми, мой голос стал важным явлением этой передачи. К чести Волошиной – часто успех разводит людей, они начинают считать, кто что сделал в программе – Волошина сразу говорила: «Да ну, причем тут я! Это, конечно, ты!» Пальму первенства отдавала. Я не соглашался и до сих пор считаю, что эта работа нас двоих. Просто, видимо, моя психологическая, психогенная система, мой подход к ребятам был действительно мой. Ведь пытались потом повторить, но мало что вышло.

Я сейчас сказал и сам услышал – «моя система», «мой подход». Резонно спросить: а в чем эта система. Я думаю, на самом деле, системы, которую можно было бы расписать по пунктам, не существует. Ребята этого случайного детского сада словно ждали меня давным-давно. Я просто отгадал потребность такую, как сейчас говорят, рынок. Потребность-то была больше всего у ребят, они как бы ждали такого человека, который придет к ним и станет разговаривать не про сказки, который поинтересуется ими, поинтересуется по большому счету, как они живут, какие у них отношения с папой, мамой, как они относятся к жизни, какими они себя видят людьми. И сами задумаются, какие они, придут к такой самооценке.

Я думаю, если это можно считать системой, то в основе ее лежала мысль о том, что дети – это и дети, и не дети. Так же, как и мы – взрослые и не взрослые. И в каждом взрослом живет ребенок, но и в ребенке – взрослый.И ребенок очень часто копирует взрослого, потому что у него пока нет опыта, нет жизненных примеров, хотя свои примеры у них были. И это одна сторона системы – отгадать такую мысль.

Второе, и это в систему трудно ввести, то чувство доверия, которое позволило отделить их интересы от псевдо-интересов автора, в основе которых лежит желание продемонстрировать себя в разговоре с детьми. Но здесь был истинный интерес, и они это прекрасно понимали. Ведь разговоры с ними и меня учили многому.

Могу привести пример. Разговариваю с каким-нибудь мальчиком, а он очень долго думает. Но ведь я режиссер, у которого в руках какие-то материальные средства – трактовое время, ограниченность съемки, фиксированная пленка, смена бригады. Дети про это не знают, а у меня пленка, которая крутится и заканчивается! В общем, было несколько случаев, когда я не выдерживал и начинал подсказывать. И я видел взгляд очень сердитый: «Я совсем не это хотел сказать». Совсем не это он хотел сказать, хотя мне казалось, я подсказываю верно. Очень разочарованный взгляд! И я научился молчать, молчать и ждать. Но не просто молчать и ждать разочарованно, а как бы всем своим существом участвуя в ходе его мысли.

Вот, например, как Павлик. Он то почешет себя справа, то слева, то нахмурится, то так, то сяк. И я помню его гениальный монолог, может, и вы помните. Я его спрашиваю: «Каким ты собираешься быть человеком?», а ребенку 6 лет. Он начинает чесаться: «Ну, каким, не задавакой, чтобы тебе там все подчинялись, а ты бы был каким-то начальником, господином, а они твои слуги…» Потом задумался и закончил: «Быть на равных». И, ловя его паузу, я спрашиваю: «А на равных – это господами или слугами?» И тогда он очень выразительно думает: «Не господами и не слугами… (никак не может найти решение, и вдруг), а что-то между ними». Потом через четыре года, когда снимали следующий сезон, я не забыл этот вопрос. «Ты помнишь, на мой вопрос, каким хочешь быть, сказал, что не королем и не слугой, а «между ними»? Тут давался его ответ шестилетнего, он его слышал и спокойно в свои 10 лет подытоживал: «Ну, человеком надо просто быть». Этот вопрос к нему шел до 24-летнего возраста, кем надо быть и каким надо быть, и как с людьми жить. А в последней серии он говорит: «Понимаете, надо все время стараться быть самим собой.» Вот в 24 года, человек, который с детства думает об этом, рассуждает уже в других категориях: не слуги, не господа, не между ними, а надо быть самим собой. Вот в чем ценность – найти самого себя!

Вот все эти факторы, которые я перечислил, да и еще Константин Сергеевич Станиславский, который придумал свою великую театральную систему, где учил актера искусству переживания, искусству перевоплощения. Мы все в театральном институте ею много занимались. Что же он требовал от актера? Он требовал подлинности. Как можно было наиграть Барона или Сатина? Бароном надо было быть! И это его знаменитое «не верю», когда актер фальшивил, тут важна правда в отношениях.

Значит, третье – это правда в моих отношенияхс каждой девочкой, каждым мальчиком, с каждым человеком. Какая-то честность в постановке вопросов. Если хотите, участники «Контрольной» как бы помогали друг другу. Учились честности и откровенности, потому что они тоже были зрителями передачи, смотрели эпизоды друг друга. Они, вероятно, нравились себе, они видели себя людьми, и в них все видели людей.

Класс состоял из самых разных людей. Они все были без преувеличения героями.

Была мама Светы, Людмила Егоровна, героиня, безусловно. Но и сама Света героиня не меньше. Илюша с папой стали героями в Болгарии («Контрольную» показывали по первому каналу, а первый канал смотрели в странах социалистического содружества. Илюша с папой поехали в отпуск в Болгарию, и болгары узнавали обоих, просили автографы)

Мама Артема – простая женщина без специальности, папа работает на заводе. А рядом папа Павлика, лауреат Государственной премии, профессор и доктор наук. Я вас уверяю, и наблюдения мамы Артема, который мечтал быть футболистом, и наблюдения мамы Алеши Караваева, папы Павлика, родителей Олега, мамы Юли, Алеши Кабанова – все они все были равноценны. Они могли быть о разном, но это был бесценный родительский опыт. Мы все родители, независимо от нашего образования или социального положения. И это роднило нас со всем обществом, со всеми людьми у экранов телевизора: родителями, детьми, учителями. Думаю, это объясняет успех нашей «Контрольной для взрослых» у общества.