Виктор Сенча - Марина Цветаева. Рябина – судьбина горькая

Из письма к Волошину: «…Не осталось и одной десятой тех, с кем я вышел из Ростова… Нахожусь в растерзанном состоянии…»

Тем не менее лето Сергей проведёт в Коктебеле, снова у того же Волошина. Но это окажется небольшой передышкой перед новыми испытаниями. В декабре 1918-го Эфрон уже офицер легендарного Марковского полка.

«Обучаю красноармейцев (пленных, конечно) пулемётному делу, – пишет Сергей Волошину. – Эта работа – отдых по сравнению с тем, что было до неё. После последнего нашего свидания я сразу попал в полосу очень тяжёлых боёв… Часто кавалерия противника бывала у нас в тылу, и нам приходилось очень туго. Но, несмотря на громадные потери и трудности, свою задачу мы выполнили… Всё дело было в том, у кого – у нас или у противника – окажется больше „святого упорства“. „Святого упорства“ оказалось больше у нас» [5] Там же, с. 78. .

Чуть позже Эфрон припишет карандашом: «За это время многое изменилось. Мы переправились на правый берег Днепра. Идут упорные кровопролитные бои. Очевидно, поляки заключили перемирие, ибо на нашем фронте появляются всё новые и новые части. И всё больше коммунисты, курсанты и красные добровольцы. Опять много убитых офицеров…

Макс, милый, если ты хочешь как-нибудь облегчить мою жизнь, – постарайся узнать что-либо о Марине» [6] Там же, с. 78–79. .

Для ставшего «марковцем» [7] «Марковцы» – военнослужащие войсковых частей Добровольческой армии, подшефные одного из основоположников Белого движения на Юге России Генерального штаба генерал-лейтенанта Сергея Маркова. Первая Марковская часть (1-й Офицерский генерала Маркова полк) была образована в ноябре 1917 года в Новочеркасске. Марковцы – участники Первого Кубанского («Ледяного») похода. В июне 1918 года, в начале Второго Кубанского похода, генерал Марков был смертельно ранен осколками гранаты. В декабре 1919 года реорганизованная Марковская дивизия почти полностью погибла при отступлении от Харькова перед превосходящими силами красных. Чёрные погоны марковских частей полностью повторяли погоны ударных частей Российской императорской армии 1917 года и символизировали Смерть и готовность умереть за Россию; а белая тулья фуражки означала Чистоту и Воскресение Родины. Эфрона жизненные пути-дорожки сузились до двух узеньких тропок: либо победить, либо умереть. Желательно – с честью…

А в цветаевском Зеркале теперь совсем другое Маринино лицо – лицо утомлённого жизнью человека; лицо матери, лишившейся ребёнка. Сергей Эфрон не зря, будто предчувствуя беду, интересовался у Волошина, живы ли дети. В ту новую зиму 1920 года выжили лишь сама Марина и Ариадна. А вот малютка Ирина умрёт от голода, в приюте. Бедная кроха, она даже не успеет осознать собственное бытие в этом оказавшемся слишком жестоком для неё мире.

«Молочница Дуня приходила к нам – с бидоном в руке и с мешком за спиной – с незапамятных времён и вплоть до тяжкой зимы 1919–1920 года, в которую просто исчезла, – вспоминала Ариадна. – Мы так никогда и не узнали, что с ней, жива ли она? В эту же зиму умерла моя младшая сестра Ирина – та, что пила молоко, – крутолобая, в буйных светлых локонах, сероглазая девочка, всё распевавшая „Маена, Маена моя!“ (Марина моя!), – и как-то даже естественным показалось, что пересохла и молочная струйка, питавшая её» [8] А. Эфрон «Неизвестная Цветаева». С. 79. .

Некоторые обвиняют Цветаеву в том, что она была плохой матерью и якобы младшую дочь даже не любила. Будем снисходительны: в годину суровых испытаний Гражданской войны не каждый мог продержаться с двумя малолетними детьми. Тем более – Поэт, чьи мысли и душа всегда больше там, нежели здесь. Будь эта женщина мешочницей, торговкой, да и просто бабой, ей бы наверняка удалось спасти младшенькую. Когда ребёнку требовалась кружка молока, мать умирала от желания записать очередную рифму. Она задохнулась бы без стихов, без тетради, без творческой тишины. Другое дело, что слишком высокой оказалась цена, выставленная Поэтом за своё творчество.

Да и без детей (обе дочери были временно отправлены в приют) Марине приходилось очень тяжело. В зимнюю стужу в ненасытную печку-буржуйку шло всё – шкафы из красного дерева, старинные стулья, кушетки, столы. Хозяйка сама их пилила, рубила и жгла. Печь пожирала даже книги, хотя – изредка: книги в этом доме считались высшей ценностью. Чтобы меньше топить (самый лучший подарок для неё в те дни – связка каких-нибудь дров, будь то дощечки или поленья: всё шло на ура), пришлось перебраться в одну маленькую кухню.

«Всё в доме, кроме души, замёрзло, и ничего в доме, кроме книг, не уцелело», – напишет она.

В свечных отсветах зеркальное отражение выдаёт худое и бледное женское лицо. Именно таким с некоторых пор станет облик когда-то блистательной Марины. Вдовы, как однажды она назовёт себя.

Такой, измученной и уставшей, весной 1922 года Цветаева покинет этот дом. Начнётся новый, эмигрантский, период жизни русской поэтессы Марины Цветаевой. Пока ещё не великой; великой назовут её позже. Пока лишь – известной. Но иногда бывает достаточно и этого, чтобы жизнь оказалась согрета Фортуной. По крайней мере, она в это верила как никто…

Её биография вместила в себя всё – взлёты и падения, скитания, сильную нужду, потерю близких, любовь и предательство, надежду и отчаяние. Не ошибусь, если скажу, что горечи эмиграции, доставшейся Марине Цветаевой, хватило бы на сотню скитальцев. И эту, поистине, чашу цикуты она выпьет до дна, до самой капельки. Пока будет писать рука, а сердце – биться.

Итак, эмиграция.

Действующие лица: Марина Цветаева, её близкие, а также друзья и враги.

Декорация: тысячи лиц по разные стороны «баррикад», в той или иной мере причастных к трагической судьбе нашей героини.

Человека сделала человеком не только палка, которой он, будучи ещё и не человеком вовсе, сбил с дерева своё первое яблоко. Человека сделала тем, кем он позже стал, миграция: чем дальше этот лохматый двуногий отходил от своей пещеры, тем больше познавал мир, других лохматых двуногих, учась у них новым способам выживания и очередным уловкам при охоте на мамонтов. От знойной Африки человек дошагал до Европы и Сибири, заселил Америку, построив иглу на Аляске, храмы в Мексике и Перу, горные жилища у берегов Огненной Земли.