Игорь Матрёнин - Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Через месяц-другой, я выбрался-таки на очередное психо-шизофреническое шоу «Искушенцев» и, двигаясь по праздничному коридору ДК им. Яшки Свердлова, увидел его… Никогда ещё моё сердце не колотилось так бешено, а волосы на голове зашевелились, ну просто словно в первый девственный раз! А я-то думал, это просто только так, аллегорически пишут в штампованных детективах! Навстречу, лениво покачиваясь, шёл «убиенный», и приветливо кивал мне призрачным челом. Пожав мокрой от безумия ситуации ладонью его крепкую «басистскую» лапу, я поспешил упасть на стульчик и отдышаться! Не может быть, ведь этого не может быть, верно?!!! Я даже не полез с расспросами ни к кому из присутствующего живописного «бомонда», мне нужно было время…

Объяснилось всё просто, хоть и не менее драматично – погиб другой, не знакомый мне лично парень, с тем же именем и тоже басист, а я просто не понял этого сразу в давнем сбивчивом разговоре. Не хочу дальше спекулировать на грустной теме, но ощущения, доложу вам, пускай и от фальшивого «воскрешения», не из самых ординарных. Так и хотелось заголосить на манер артиста Краморова в «Неуловимых мстителях: «Нечистая!!!». Но я прагматично промолчал, надеясь на реалистичное объяснение чуду и оно, реалистичное, дальше уж некуда, нашлось…

Ох, как нелегко-то выслушивать себя нетрезвого, разбирая собственные куцые диктофонные зарисовки. Как же всё-таки изумительно может быть пьян человек, когда силится он выразить мысли свои «яркие-жаркие», но такие уж, не знаю… шаткие. А бывает, что и не сможет ничего высказать, а лишь помычит жалобно, да и затихнет покорно. Вот таким я и застал себя за неудачной попыткой зафиксировать искру пьяного вдохновения.

Запись была озаглавлена преоригинальнейше – «пьяный бутерброд». И ведь как же любопытно мне было заглянуть в такой манящий душу файлик, а там всего-то лишь находилось только робкое бормотание следующего тексту: «Значит так вот, бутерброд, он такой весь, в общем, ну… Что же я хотел-то… Ну и хрен с ним, пьяный какой-то бутерброд…». Забыть светлую, я надеюсь, идею через мгновенье после создания – позор для существа, наделённого хоть крошечной капелькой таланта… Короче, пей, да дело разумей, вечный ты пьяный бутерброд Игорян!

Военные – это довольно пугающая меня секта, особая, диковинная субкультура, вникнуть в которую всей кожей можно лишь, пробыв несколько фантасмагорических лет служения божеству, с объясняющим многое именем Маразм. Сам я провёл в неволе лишь около месяца «лайто́вого» курорта под позорным названием «военные сборы». Почувствовать многого из того «самого запредельного» я не мог по определению, ибо «сборы» есть жалкий детсад по сравнению с настоящей службой, ну а понять хоть что-то в этом тонком деле «убогому непосвящённому» вообще никоим образом и «никогдашеньки» будет нельзя. Поэтому будем считать, что я просто получил несколько странных, инопланетных впечатлений.

Вы только не обижайтесь на меня, любимые друзья и родственники, кто, как говорится, «верой и правдой», я ведь не собираюсь по-пустому зубоскалить, просто это мой такой весёлый и лишь мельком взгляд «жалкого штатского» в ваш изумрудный аквариум. Если уж на то пошло, знавал я и бравых офицеров, что были в восторге от каждой серии «Осторожно, Модерн!», а это главная моя проверка на присутствие глубинного «раблезианского» чувства юмора. Да и пошло оно подальше, это чувство, ведь есть люди, с которыми не связывает меня абсолютно ничего – ни «рокенрол», ни «мудрые» книжки, ни редкое кино, ничегошеньки… А посидеть, да выпить с ними «по пятьсот» за душевным разговорцем, ну просто «именины гвардейских сердец». Так что никакой я не «пацифист», не «уклонист», а лишь только люблю людей хороших! А что замечаю смешное даже в этой российской военной дикости, ну не казните меня строго, таким уж пересмешником я уродился. Видно, был у меня в пра-пра-пра-дедах несносный площадной скоморох или шаловливый шут при мрачном царском дворе.

Лёшка Вареник, мой славный друг далёкого школьного детства, пропал в омуте службы так неожиданно, что я не верю в это и по сей день. Для меня он и сейчас долговязый, очень похожий на Пола приколист, артистичный оригинал и брат мой по «ботанической» касте. Ещё влача тяжкую ношу зубрежки костей, потрохов и болезней ветхого создания под названием «человек», он за каким-то бесом перевёлся на военное отделение мединститута. Тут-то мы его и потеряли… По-хорошему, ему грозил «театральный» или карьера «рокера», но он рассудил жутковато по-своему…

Военно-медицинские «преподы» это такие же вояки, как и иные, а стало быть, отношение к жизни «светской» у них пренебрежительное, презрительное и брезгливое. А посему, любой из студентов, кто «делал умное лицо», автоматически ронял специфику чести будущего советского офицера. Обучался на Лёшкином курсе один увалень, который на свою беду этого не разумел. Он задавал «премудрые» вопросы, обсуждал, так скажем, «нелогичные» приказы начальства», и вообще, был как-то подчёркнуто и чересчур «интеллигентен». Такие «на три копейки» высоколобые граждане раздражают нас и на гражданке, а тут сей выпендрёжник балансировал на гране пожизненной «губы» и спонтанного «пристрела из табельного». Терпение нервного и очень простого в жизненной философии офицерского состава, казалось, будет бесконечным, и так и продолжит наш «умник» раскрывать свой ротик, да портить распорядок квадратной служивой жизни.

Но пришел час первого боевого праздника! То ли славное 23-е февраля это было, то ли день рождения какого-то героического полковника, а может и бал перед торжественным выпуском ратных «птенцов», не помню. Однако, абсолютно точно то, что водки было взято из расчёта полтора пузыря на боевую единицу, разумеется, не считая гусарского напитку «Шампанское Советское».

Братание «воспитанников» и «преподавательского состава» шло полным ходом, и здравицы во славу «товарищей офицеров, дорогих педагогов, вторых отцов и мудрых учителей» гремели, словно праздничные канонады. Хрусталь гремел картечью, нехитрые закуски разгрызались со звуками переломанных вражьих позвонков, не очень стройно, но страшно зычно и громко исполнялись «Офицеры, россияне…», словом, праздник определённо задался. Общее благодушие достигло той крайней точки, когда несколько чуждый воинскому братству девиз «возлюби ближнего своего» стал главенствующим среди пирующих.

И в этот чувственный момент потный краснолицый и щекастый подполковник с толстой шеей, расстёгнутым почти до пояса кителе и вращающимися навыкате глазами, повернул большую, обритую голову свою к нашему «предателю идеалов и вообще отступнику». Дыша сшибающей с места смесью спирта, табака и рыбных консервов, он примирительно начал: «Ну чё, товарищ курсант, не ешь-то ничего? Не хо-очешь?! Ну тогда выпьем давай! Чё ты всё время, как не родной-то? Всё чё-то корчишь из себя! Самый умный что ли? Запомни, тут самый умный – старший по званию! Повтори! Не слышу?! Короче, давай выпьем и забудем непонятки все! Будь попроще, слышь, курсант, и всё путем! Наливай!».