Игорь Матрёнин - Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Эх, как жалею-то я теперь, что не снял это чудо света на мобильник, но как-то совать в лицо человеку камеру ради быдланского «гы-ы, приколись, какой!», ну вот, не хотелось тогда совершенно. Однако отказать себе в удовольствии бегло зарисовать портрет сего экзотического элемента «метрошного социума» я не смог, в чём публично и каюсь, хоть и остался-таки «зело доволен»!

Рок-звезда сосредоточенно бежит по курьерским делам в районе суетливого Павелецкого, а напротив вокзала манит тусклыми огоньками какое-то кургузое «околопитейное» заведение. Неповторимый аромат горелого масла в коктейле с вино-водочными парами нежно кружит мне голову.

Непочтительно останавливаюсь у двух явно только вышедших из этого вертепа покурить мутных мужиков лет тридцати пяти-сорока. Мой любимый возраст. Все комплексы, обиды и неудовлетворённости на пике. Оба люто вдетые, а времени, на минуточку, где-то полтретьего и четверг.

Неосторожно спрашиваю, как пройти к 1-му К… (не помню уже) переулку. Один из «задумчивых» мужчин, думаю, основной, облачённый в белый джемпер, по-пьяному вкрадчиво ответствует: «Щас, брателла, в мобильничке интернетик у меня, найдём…». Второй повыше и помятее, но более или менее душевный. Глаза у обоих «партнёров» пробиты страшно, бухают, знаю по серьёзному своему опыту, второй или третий день. А вот выкатывается из заведения и третий «джентльмен», грозно становится рядом с ними, и смотрит на меня такими дикими глазами, что мне становиться тревожно.

Тут уже наблюдается не просто естественное «босяцкое» любопытство, а вполне резонный вопрос: «Это как же «вот это вот», ваще, тут с моими корефанами, н…х, стоять-то смеет? Чего, бл…ть, общего-то?!!»

А у этих дивных мужиков, видно по всему, что всё «в поряде» – и семьи, и машинки, и квартирки. Так, побухивают от души, от сердца, дабы от жён-любовниц отдохнуть, но бизнес у них, сцука, сразу понятно – нечистый.

У третьего «коллеги по работе» огромные, дурные глаза, и вообще он такой из себя криминальный красавчик, «покоцанный», правда, слегка житием.

«В джемпере» небрежно роняет, объясняясь и немного даже извиняясь перед «Красивым»: «Человеку ж па-амочь надо…». Снова вступает в тему «Душевный»: «А это, типа, у тебя чё?». И с живым алкогольным интересом показывает на коробку, которую я отчаянно тараню. А там, на картинке анонимным китайским живописцем изображён, ну разве что не космический бластер. Плохо пряча волнение, я пытаюсь донести, что это просто душ, и сие, кстати, святая правда, несмотря на футуристический рисунок. Причём, произношу я это всё, как можно небрежнее, дабы создалось впечатление, что тащу вроде как, в семью, что мол, «такой же я, как вы, да тока волосатый».

Остро осознаю, что интернетно-телефонные запросы затягиваются в связи с запьянцовской вялостью движений «святой троицы», и посему начинаю сердечно раскланиваться и благодарить, одним словом, «не смею задерживать» и прочие куртуазные галантности и маньеризм.

И вот напоследок суровый «Красава», не без издевки, но и не без какого-то изумления, типа, «во, какие ходят», напутственно молвит: «Б…я… Береги себя…».

Уж нет никаких шутовских сил более сдерживаться, и я заливисто ржу, уходя всё дальше и дальше от этого настоящего мужского священного братства.

Вы видели когда-нибудь сорокалетнего курьера? Я – да. Зрелище удручающее: потухшие глаза, сгорбленная спина, руки оттянуты нечеловеческой ношей. Как правило, в каждой натруженной руке располагается по коробке величиной, сравнимой с ростом бедолаги, и на горбу обязательный рюкзачок внушительных размеров. Походка стремительная, на автопилоте, и плюс к этому неожиданные судорожные остановки для сверки с вражеской местностью по ветхой, вручную вычерченной карте.

Возможен и опрос ненадежных аборигенов, но это часто может привести к необратимым потерям себя в городе Москва – никто хуже не знает свой крохотный райончик, чем лениво прогуливающиеся местные. На измученном лице сорокалетнего курьера написано многое – усталость от унизительного непрестижного труда, многолетнее отсутствие женского внимания, ежевечернее постылое пиво, съёмный грязный быт в позорных Кузьминках и последнее – никаких интересов, перспектив и стремлений.

Я не раз бывал в этой удушливой шкуре, и так отчетливо знаю, как быстро высасывается душа на такой «нужной и уважаемой» работе.

Тут сделаем недолгий привал, ничего?

Я не уверен, можно ли назвать то, что я старательно ваяю, романом, даже не понимаю пока, смогу ли с какой-то осмысленной логикой объединить эти пёстрые лоскуты и нервные обрывки. Поэтому некоторые части хаотичного повествования пусть будут просто, как некие забавные зарисовки, почти анекдоты, осторожно подсмотренные мной. А эта книжка станет, скажем, неким «постдовлатовским» романом-дневником. А может, я и передумаю, и это будет «искрящийся коммерческим успехом» сценарий для межгалактического секс-ужастика про зомби и звезд эстрады 30-х.

Итак, объяснившись насколько возможно, вернёмся к одному из бессистемных моих сюжетов, которые, если мне посчастливится, соберутся в весёлую мозаику романа, и получу я наконец вожделенного Нобеля. А чего? Все нежны рученьки оббил о «комп», набираючи мысли острые, думы светлые, строки мудрые! Задарма? Не-а, нетушки, и так у вас со мной, бойкие товарищи из нобелевского комитета, не пройдёт!

В общем, «курьерю»… Русь, чокнутый мой друган и коллега по кривой музыкантской тропе вызвался помочь, и это так кстати – вес курьерской ноши в этот денёк за гранью человеческого представления о гуманности. Проще говоря, даже если от этого зависят твоя маленькая судьба и даже сама «полудрагоценная» жизнь – приподнять НЕВОЗМОЖНО!

И вот, чуть найдя вожделенную дорогу в районе милого сердцу Курского вокзала, матеря всё и вся на белом свете, мы увидели, словно величественный замок на крутом холме, то, что отважно искали – «Гильдия Адвокатов».

Надпись эта золотом (а может и не золотом, это я так в поэтическом угаре) сияла на юридическом дворце и крутая лестница снисходительно приглашала двух робких муравьишек подняться и доложить высокомерной страже: кто, зачем и к кому!

Мимо нас пролетали холёные самодовольные ребятушки годиков о двадцати пяти, аккуратно стриженные, в костюмах от Ив Сен-Лоран, нацепивши очочки с платиновой оправой. Взоры их повествовали о такой уж волшебной карьере, что даже случайно засуженные или несправедливо оправданные (за отдельный, так сказать, гонорар) меркли и исчезали вовсе, соприкасаясь с аурой таких блестящих молодых людей. Б-р-р! Зачарованная охрана даже и не смела испросить у них мандат для входа, насколько были они тут своими… Подобные энергичные ребятки эдак по-свойски проникают в самою Думу, а не то, что в какую-то занюханную «гильдию» и, конечно, без всякой задержки со стороны кремлёвских стражников-остолопов. Соль земли России, недостижимая элита, гордость нации…