Игорь Матрёнин - Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Ну а ещё замечательными нашими «худруками» гадко вымогалось бабло на водку, за которой нас заставляли ещё и бежать поперёк проплаченной нами же «репки».

Ну что ещё… Ах, да! При всём шизоидном желании открыть группу «Намба Уан», они слюняво умилялись, когда подопечный коллективчик весьма похоже лабал, к примеру, песенки «арт-роковой» группы «Мираж», и в завистливой раздражённости «опускали» любую маленькую вещицу, написанную нами, бедолагами, терпевшими всех этих упырюг, ради той беззаветной «святой, понимаешь, к музыке любви».

Как «полноправный автор, творец и почти что волшебник», я уже давно и бесповоротно решил, что как можно больше замечательных граждан останется «в зыбкой памяти человеческой» и, так сказать, «на грозных страницах Истории», благодаря этой очень самодеятельной, наверное, книжке.

Отставить смешки! Пусть звучит сия «потерянная скрижаль» громко и наивно, но это же книга для тех чокнутых «не от мира сего», кто честно воевал рядом со мной на странной этой войне. Ну и, может быть, ещё для тех немногих, кто, как и мы, чувствует и помнит всей израненной кожей наши общие дурные времена.

Так что всё! Хорошие люди пусть остаются «в веках, да тысячелетиях», а те, кого я не люблю – пусть «канут в лету», провалятся в ад и «живут на одну зарплату», их тусклых имён тут никто не найдёт, я обещаю!

Как же я ненавидел их когда-то, тех, кто с наслаждением изуверски колотил меня и моих друзей, подло обижал и мучил так, что глаза аномально расширялись от муки и гнева и становились «белыми», как метко отмечали за мной мои верные кореша и подруги. Моя любимая бабушка Александра Николаевна не раз говаривала о своём безумном внуке в эти непростые моменты психологического экстрима: «Выпучил зенки свои лубошные!». Неплохой «оборотец», не находите?

Лихая бабуля моя была вообще сильна на «кручёные» обороты, да и на крепкое словцо тоже, чего уж скрывать! Как же мы доводили её, бедную, с младшим братцем Женькой, вспомнить стыдно… Обычно после нетривиального «трёхэтажного» в наш адрес, спохватившись, она приговаривала: «Согрешишь, согреше́нный!». Что точно имела в виду наша загадочная бабушка, пытливый я не разгадал и до сей зрелой поры. Большая хулиганка, она на мои робко-плотоядные «бабуль, а мне бы мяса…» неизменно отвечала: «Мяса? Какой мясник! Мясо – у попа под рясой!». Да… А вот это уже было сказано более, чем «рокенрольно»!

Помнится, с мясом и прочими его «колбасо-сосисочными» имитациями тогда были крепкие советские «траблы», и в основном же в нашей «фамилии» обходились разнообразными макарошками… Но всё же, думаю, уж не такие у нас практиковались вынужденные глухие посты «по скоромному», какие были во время торжественного приезда тогдашнего Председателя Совета Министров СССР Косыгина в город Горький в брежневские «семидесятые» (а, может, и в хрущевские «шестидесятые», лень проверять такую ерунду в Интернете).

Моя милая бабушка «диссидентски» рассказывала, что, когда мрачный правительственный кортеж пролетал по замороженной улице Чаадаева, какой-то очень нетрезвый дядька забрался на высокий сугроб и аполитично и опрометчиво голосил: «Косыгин, мяса давай!». Очень надеюсь, что пьяный его бог уберёг отважного мужичка от законной отсидки.

Если я вдруг вспомню что-то из богатого репертуара моей чудесной бабули, то обязательно и в красках доложусь, и, уверяю вас, вы не пожалеете!

Да, лексика отдельных занятных персонажей, с которыми пришлось мне «поручкаться» и пропустить по «трёхлитровой банке» порой и вовсе поражает своей причудливостью…

На обязательной картошке перед первым курсом Универа к нам в хибарку заходил частенько деревенский парень лет двадцати восьми, жилистый, лысеющий и крайне женолюбивый. Относился он к нам дружелюбно, но ветреных наших девчонок раскрутил «на любовь» тот паренёк немало.

Так вот, каждый раз, как только он заставал нас безмятежно курящими, неизменно и неожиданно появляясь из мрака и пугая внезапностью, то миролюбиво бросал всегда одну и ту же неприличную фразу: «Ну что, курки́е…а́ные?!». Для наиболее полного понимания своеобразия фонетики поясняю: первая буква непечатного слова – «е», а не привычная «ё», а вот ударение строго на «а», отчего фразочка получалась намного более ядрёная, просто изумляющая новизной подхода к российскому мату, а, главное, дико смешная.

Ну, раз уж пошла такая юмористическая катавасия с бытовой филологией вперемешку, нескромно сообщу и об одной из своих, личных дикостях. Есть такая изумительная повесть Анатолия Рыбакова «Каникулы Кроша», в которой кроме трогательных взаимоотношений юных героев, некий подлый и беспринципный искусствовед Владимир Николаевич или «Вэ Эн» охотится за знаменитейшей японской фигуркой-нэцке «Рисующий мальчик».

Ну а мне, аномальной и извращенческой личности, пришло в больную голову, что молодой бандит, давящий физически и морально на свою коммерсантскую жертву, может, соответственно, называться «прессующий мальчик»! Как всё же причудливо сказывается многолетнее знакомство с дворовым воровско-бандитским жаргоном…

Сорри, братцы, за всю эту отчаянную дурищу, но кому же ещё её и расскажешь-то, если не вам, безумным индивидуумам, кто отважно читает эту странную книгу до сих пор.

Сейчас выдам такую «контрреволюцию»… Даже жутковато… Набираю воздуха в лёгкие перед отчаянным прыжком в ревущую бездну…

Замечательное всё-таки изобретение «вконтакте»! Уф-ф-ф… Я таки сделал это… Первостатейной пошлостью считают эту «соцсеть» почти все мои «высоколобые» знакомые. А по мне так удобнейшая штука – можно потрепаться с приятными знакомыми, когда нет бабок на мобильном, разыскать любую музыку, редкую инфу и… старых друзей. Точнее, они находятся сами!

Это так похоже на чудо, но ко мне, как «у нас неприлично говорится», «постучался в друзья» давний и «славный» мой кореш Славик Соколов. Совершенно необыкновенный персонаж из студенческой нашей истории.

Когда-то он был потрясающе музыкален – блестяще играл, как сам Брайан Джонс из косматых «Роллингов» на всём, что было под рукой – фортепиано, гитары, бас. Он даже недолго и слегка игрывал на басу и у меня «в оркестре», причем «лабал на четырёхструнной» весьма недурственно. Но, как и вышеупомянутый мистер Джонс, Славик был склонен к ведению «лайфа» в «жизнерадостном тумане», а посему долго в коллективе не задержался. А жаль… Играть он любил и умел!

Сохранилось пара кассетных записей, где я ору раненным тюленем что-то гневное, а группа шпарит эдаким мелодичным вариантом Sex Pistols. В конце памятной сессии микрофон забыли выключить, и слышно, как музыканты собирают свое небогатое барахлишко, а Славик своим мягким баритончиком лукаво произносит: «Классически…». И в этой наивной фразе плещется столько счастья от совместного музицирования, да чего там, от простой причастности к музыкантскому раздолбайскому клану, что каждый раз мне хочется душевно обнять его.