Сергей Дженюк - Под выцветшим знаменем науки

«В воскресенье купил новое издание „Диалектики природы“ Энгельса за 3 р. 15 коп. А огурец на базаре (это в августе!) стоит 4 руб. Поистине – диалектика природы» (18.08.1942).

Что-то похожее могу вспомнить и я – как после высвобождения цен в январе 1992 года купил двухтомник Алданова по цене даже не стакана плохого кофе в кафетерии при булочной, а только осадка на дне этого стакана.

Отношение Вавилова к исторической науке и к историкам было резко отрицательным, что для того времени выглядит вполне справедливым:

«Встретился за эти дни с „историками“ А. И. Андреевым, Дебориным, Тарле, Тихановым М. А. Какая же это наука. В честном случае сборник „случаев“ или произвольных схем, в нечестном – просто способ проституировать. Историки, видимо, даже не имеют понятия о флуктуациях и статистике. Каждый выбирает флуктуации, подходящие под его схему. Представить себе, что так бы делали, например, изучая броуновское движение!» (20.09.1942).

Справедливости ради надо отметить, что политикой Вавилов глубоко не интересовался, а иногда проявлял наивность не только по нашим представлениям, но и в сравнении со своими современниками (например, Ландау). Старую Россию он воспринимал резко отрицательно:

«Прочел „Записки В. Н. Ламздорфа“ за 1891-1892 гг. 1891 – год моего рождения. Удушливая атмосфера, глупо, серо и дико. Необходимость революции доказывается как простая геометрическая теорема» (18.08.1939).

Но революцию сильно идеализировал:

«О, если бы не гримасы, Лысенки и прочая дрянь, можно бы мир действительно повернуть. Революция-то на самом деле сделана, и в железных она руках и стоит она прочно-препрочно. Но вот культурный гений нужен. Гете, Леонардо, Ньютоны. Нужней всего вдохнуть благородную душу в это всемогущее тело» (19.03.1940).

Не будучи знаком с первым томом дневников, не могу судить, менялись ли политические взгляды Вавилова. Можно не сомневаться в искренности этих высказываний, как и тех, которые будут приведены ниже. В дневниках есть сколько угодно записей, сильно компрометирующих, если бы они попали в плохие руки (наверное, в семье Вавиловых, в отличие, например, от Льва Толстого и Софьи Андреевны, в этом отношении было полное доверие). Другое дело, что какие-то темы и личности были запретными даже наедине с собой. Ни Троцкого, ни Бухарина, ни деятелей эмиграции здесь не встретить. Правда, о «Ленинградском деле» запись сделана:

«Тяжелое чувство неуверенности в каждом шаге. Кругом неожиданно летят магнаты, Вознесенские, Попковы, обстреливают с „оргвыводами“: „космополиты“» (22.03.1949). Но с этими людьми он постоянно общался по должности, упоминал эти встречи в дневнике, так что умалчивать об их судьбе уже не было смысла.

Международные и военные события отмечались в дневнике регулярно, но редко со своими комментариями или эмоциональными оценками. После Сталинграда Вавилов чуть ли не каждый месяц недоумевает, что немцы все еще не капитулируют, хотя исход войны уже ясен. Возможно, по предыдущему историческому опыту нормальным исходом войны представлялось как раз заключение мира без полного уничтожения побежденной стороны. Интересно, как сдержанны заметки о событиях в последние дни войны:

«Взятие Берлина, самоубийство Гитлера и прочих, Сан-Франциско» (04.05.1945).

«Послезавтра в Ленинград. Страшно. Голова, душа пуста. Нужна „великая научная идея“.

Война почти кончилась. Русские в Берлине, немцы частями капитулируют. Начинается новая эра на свете» (06.05.1945).

«День победы. Об этом узнали на Ленинградском вокзале. А в международном вагоне „Стрелы“ восьмидесятилетний М. А. Шателен едет с поповского торжества и рассказывает питерские сплетни» (09.05.1945).

«Поповское торжество» – это 50-летие изобретения радио А. С. Поповым (понятно, что не Маркони), которое пришлось на 7 мая и с 1945 года стало красной датой календаря – Днем радио. Сохранился ли этот день в современном календаре, я как-то не уследил.

Справедливости ради приведу еще фрагмент большой записи за тот же день, свидетельствующий о душевном состоянии Вавилова:

«Блистательная победа, поворот исторических судеб. Нужны силы на помощь людям, родной стороне и после этого умереть. Отрава физического объективизма, делающая все условным, эфемерным, как картина на бумаге или восковая статуя. „Человек, потерявший координаты“ – это довольно правильно определяет мое состояние последнее время» (09.05.1945).

Вавилов, безусловно, верил в торжество коммунистических идей, хотя не строил догадок, когда и как это произойдет, и не нападал на капиталистический мир ни вообще, ни по конкретным поводам. Могла действовать и обстановка торжественных заседаний, где человек в президиуме чувствует себя не так, как в зале (знаю по собственному скромному опыту).

«Был в Большом театре на октябрьском заседании. Речь Г. М. Маленкова. Вихрь. Ясная победа коммунизма. В сущности так ясно сказано, старому миру конец пришел. Непобедимое знамя революции. Начало новой истории для всего мира» (06.11.1949).

Вскоре было еще одно празднование:

«Сталинский юбилей стал очень внушительным политическим событием. От китайцев до финнов. Это – сила непобедимая. Коммунизм близок к мировой победе» (23.12.1949).

Как тут не вспомнить шуточку о китайско-финской границе, которая вошла в обращение в брежневские годы и остается актуальной в наши дни. А заодно припомнить и Тараса Шевченко:

«Од молдаванина до фінна на всіх язиках все мовчить, бо благоденствує».

То, что мы теперь называем глобальными проблемами, в дневниках не упоминается. О демографическом кризисе тогда вряд ли думали, хотя на кривой роста населения Земли даже мировая война стала лишь зазубриной, своего рода статистической погрешностью. Истощение ресурсов еще не стало актуальным, а об изменениях климата, тем более в теплую сторону, вообще не думали. С другой стороны, не упоминается и сталинский план преобразования природы, а достижения Мичурина – только однажды, в связи с выполнением нелепого задания:

«Вчера до ночи в с. Коломенском, теперешнем колхозе „Огородный гигант“ – открытие колхозного лектория. Мичуринские доклады. Канонизация Мичурина и Лысенко идет вширь и вглубь» (08.10.1948).

При такой напряженности делового общения – Академия, институты, редакторство, общество «Знание», множество мероприятий от Колонного зала до «Огородного гиганта» – личный круг Вавилова был предельно узок. Он это постоянно отмечает, как мы уже видели выше: «Остались Олюшка и Виктор». Жена, которую он неизменно называет Олюшкой, сопровождала его во всей повседневной жизни, но едва ли была помощницей и секретарем в научных делах. Дневник не оставляет сомнений в их душевной близости, но никакие разговоры Вавилов не пересказывает (в его записях вообще почти нет прямой речи). Очевидно, она была из интеллигентной среды. Ее сестра была замужем за архитектором В. А. Весниным, и, таким образом, президент АН СССР и ответственный секретарь Союза архитекторов несколько лет состояли в близком родстве.