Джеральд Даррелл - Праздники, звери и прочие несуразности

Мы снова вынесли вещи на причал и погрузили их на катер. Потом сели в машину и поехали в город.

Наши друзья попивали в тени колонн на эспланаде. Свен, почти лысый, с всклокоченными завитками седых волос, похожий на большого луноликого ребенка, прижимающий к себе драгоценный аккордеон, с которым он не расставался. Теодор в безукоризненном костюме и панаме, бородка и усы золотятся на солнце, а рядом со стулом трость с маленьким сачком на конце и дорожная сумка с бесценными пробирками и бутылочками. Бледный, аристократический Дональд. Высокий и нескладный Макс, кучерявый, с коричневыми усиками, словно бабочка, присевшая на верхнюю губу. Леонора, красивая цветущая блондинка. И наконец, Мактавиш, крепыш с загорелым морщинистым лицом и редеющими седыми волосами.

Мы извинились за опоздание, которого никто, похоже, не заметил, пропустили с ними по стаканчику, пока Спиро отнес в лодку скоропортящиеся продукты, и двинули к поджидавшей нас «бензине».

Все влезли на борт, последние продукты убрали в ледник, завелся мотор, и мы понеслись по водной глади.

– Я купил… э-э… таблетки от морской болезни, – пояснил Теодор, подозрительно поглядывая на море, казавшееся нарисованным. – Я подумал, что возможно легкое волнение, а так как моряк из меня никудышный, лучше перестраховаться.

– Если будет волнение, ваша таблетка мне пригодится, – сказала мать. – Я тоже тот еще моряк.

– У матер не будет морской болезни. – Макс успокаивающе потрепал ее по плечу. – Я не допущу.

– Интересно, как это вы не допустите, – сказала она.

– Чеснок, – пояснил он. – Верное австрийское средство. Отлично действует.

– Сырой чеснок? – вскинулась Марго. – Какая гадость.

– Нет, Марго, не гадость. Очень, очень полезно, – заверил ее Макс.

– Не выношу мужчин, от которых разит чесноком, – сказала она. – Они сбивают тебя этой волной.

– Но если сами съедите чеснок, тогда вы собьете их волной.

– Есть сырой чеснок – ну и привычки, – сказал Дональд. – Только на континенте на такое способны.

– Вообще-то, он… м-м… полезен, – заметил Теодор. – Это медицинский факт.

– Во время готовки я всегда добавляю в еду чеснок, – сказала мать. – Для аромата.

– Ох уж тот аромат, – промолвила Леонора, растянувшись на палубе, как персидская кошка. – Вчера я отправилась в Перему на автобусе и чуть не задохнулась. Там все жевали огромные зубцы чеснока и дышали на меня. Я приехала в предобморочном состоянии.

Свен расстегнул аккордеон и повесил на шею.

– Дорогая миссис Даррелл, что вам сыграть? – спросил он.

– О, Свен… даже не знаю, – замешкалась мать. – Что-нибудь веселое.

– Как насчет «Есть в городе таверна»? – предложил Теодор. Эту мелодию он был готов слушать бесконечно.

– Прекрасно, – сказал Свен и заиграл.

Лесли с Мактавишем уединились на носу. Последний периодически приседал и отжимался. Он, помимо прочего, был помешан на здоровом образе жизни. Когда-то он служил в королевской конной полиции Канады, о чем любил всем напоминать. Он всегда стремился быть в центре любой вечеринки и больше всего гордился своими отменными физическими кондициями. Похлопывая себя по животу, он говорил: «Глядите, глядите! Неплохо для сорокапятилетнего мужчины, а?» «Бензина» с пыхтением одолевала канал, отделявший остров от материка, под лихие распевы Теодора.

Морской переход показался мне на удивление коротким. Все привлекало мое внимание – летающие рыбы, чайки, – и я то и дело дергал Теодора, чтобы он дал экспертную оценку водорослям и другим предметам моего интереса за бортом.

Но вот показалась совершенно бурая и размытая полоса суши между Албанией и Корфу, уходившая в сторону Греции, и по мере приближения нас встречали торчащие скалы, похожие на сосочкообразные оплавленные свечи всевозможных оттенков. Поскольку надвигалась ночь, мы нашли бухточку в виде идеального полумесяца – ее как будто выгрызло в камне какое-то гигантское морское чудище – и решили высадиться на берег. Белый песочек, обступающие, сулящие защиту скалы. Катер тихо вкатился в бухту, и мы бросили якорь.

Тут-то ледник и напомнил о себе. Мать и Спиро достали из него невероятный ассортимент: ножки ягненка, начиненные чесноком, лобстеров, а еще чудесные штучки под названием «слойки с карри». Некоторые из них действительно соответствовали названию, в другие же мать положила самые разные деликатесы. Мы все разлеглись на палубе и набросились на еду.

В носовой части высилась пирамида из арбузов – такие хорошо накачанные зеленые футбольные мячи в белую полоску. То и дело какой-нибудь из них на время убирали в ледник, чтобы потом разрезать. Красивая розовая мякоть хрустела на зубах, как вафельный стаканчик мороженого, – мечта, да и только. Я получал удовольствие, выплевывая черные семечки за борт, где на них набрасывались рыбешки, заглатывали и тут же выплевывали. А вот рыбы побольше, удивительное дело, втягивали их в себя, как пылесосы.

После трапезы мы плавали, кроме матери, Теодора и Свена, увлеченных эзотерической беседой на тему колдовства, вампиров и домов с привидениями, а также Спиро и Таки, занятых мытьем посуды.

Это была фантастика – прыгать с бортика в темную воду, которая разлеталась фосфоресцирующим зеленоватым фейерверком. Такое впечатление, будто ты прыгнул в костер. Под водой мы тоже оставляли за собой фосфоресцирующий след из миллионов миниатюрных звезд. И когда Леонора, последней вылезавшая из воды, вскарабкалась на борт, на мгновение показалось, будто ее тело инкрустировано золотом.

– Господи, до чего ж хороша, – восхитился Ларри. – Но мои ухаживания игнорирует. Видимо, лесбиянка.

– Ларри, дорогой, ты не должен говорить о людях такие вещи, – упрекнула его мать.

– Да, хороша, – согласился с ним Свен. – Даже жаль, что я по другой части. Впрочем, в этом есть свои преимущества.

– Лучше всего быть бисексуалом, – сказал Ларри. – Тогда ты срываешь золотые плоды и в том саду, и в этом.

– Ларри, дорогой, мне, в отличие от тебя, эта тема не кажется интересной, особенно в присутствии Джерри.

В носовой части катера Мактавиш выполнял сложные физические упражнения.

– Как же он меня раздражает. – Ларри подлил себе вина. – Зачем столько тренироваться, если ты больше ничем не занимаешься?

– Дорогой, ты можешь без комментариев? – попросила его мать. – Лодка маленькая, он может тебя услышать.

– Я бы понял, если бы он не пропускал ни одной корфианки, но ведь ничего подобного.

Выполняя упражнения, Мактавиш в сотый раз рассказывал Лесли, валявшемуся рядом, про свою службу в королевской конной полиции. Истории были очень увлекательные и все заканчивались тем, что он прижимал к ногтю преступника.