Мэттью Полли - Брюс Ли. Я никогда не сдамся

Брюс присоединился к банде. Точнее говоря, он организовал собственную. Маленький дракон не исполнял приказы – он их раздавал. Его одноклассники говорят, что у него было пять-шесть «последователей», выполнявших его распоряжения. Двое из них останутся верными ему всю свою жизнь. Ву Нган был сыном главного слуги в семье Ли. Мальчики с детства росли вместе и были как братья. Позднее Ву Нган стал личным слугой Брюса. Никому Ли не доверял так, как Ву Нгану. Вторым верным последователем был Юникорн Чан – юный актер, с которым Брюс познакомился на съемочной площадке фильма «Рожденный человеком» (1946). Позже именно Юникорн помог взрослому Брюсу возродить свою карьеру в Гонконге.

Не имело значения, был ли противник больше или меньше, выше или ниже, старше или младше – он дрался со всеми, пока не заработал репутацию парня, которого лучше не задирать.

В отличие от героев фильма «Малыш Чунг», эти мальчики не были детьми улиц. В основном это были ребята из семей среднего класса, посещавших приходские школы. Они были хулиганами, но не бандитами; причиняли небольшой ущерб, но никогда не совершали серьезных преступлений. Если не считать драк, их постоянным занятием в свободное время были различные проказы. «Однажды вечером, когда наша служанка отправилась на прогулку, Брюс переставил всю мебель в ее комнате, – вспоминает Грейс. – Ближайший светильник стоял в центре комнаты, поэтому по возвращении она тыкалась и врезалась почти в каждый стол и кресло на своем пути. Она была в бешенстве и пришла ко мне сказать, что, по ее мнению, это сделал Брюс. Я обещала, что поговорю с ним, но поняла, что мне будет очень трудно не засмеяться при этом самой».

Брюс становился старше, а проказы – изощреннее и агрессивнее, особенно когда он считал, что мстит за свою семью или друзей. В десять лет Брюс и Ву Нган попытались проникнуть в Театр Донгл на углу Нэйтан-роуд и Нулла-роуд. Брюсу удалось пробраться внутрь, но Ву Нгана поймал южноазиатский билетер, который кричал на него и бил по голове. Переполненный гневом, Брюс бросился наружу и стал кричать билетеру, чтобы тот прекратил избиение. В результате оба мальчика были пойманы и наказаны. Следующие две недели они провели в подготовке своей мести. В соседнем продуктовом ларьке они купили только что приготовленного жареного кальмара, в которого тайком добавили слабительное. С пространными извинениями они предложили кальмара билетеру. На этом большинство десятилетних шутников остановилось бы, но только не Брюс. Вместо этого мальчики спрятались в туалете с заранее подготовленным ведром экскрементов, ожидая появления билетера. Когда сдобренные слабительным кальмары вынудили его отправиться в уборную, мальчишки воткнули десятисантиметровый фейерверк в ведро с фекалиями, подожгли его и подсунули под дверь кабинки – прямо перед билетером. Когда фейерверк взорвался, мужчину покрыло нечистотами с ног до головы. Брюсу на шесть месяцев был запрещен поход в театр.

Грейс, которая впоследствии переживала, что испортила Брюса, играла роль хорошего полицейского. Она постоянно отчитывала сына, просила его и умоляла, скрывая от отца многие из его выходок. Когда Брюс зашел слишком далеко – как в случае с билетером, – Грейс призывала на помощь Хой Чена. «Брюс знал, как его отец ненавидел насилие, – говорит Грейс. – Я всегда угрожала, что расскажу отцу, если он не начнет вести себя подобающе. Брюс всегда обещал исправиться, но продолжал драться».

Хотя на сцене и в кино Хой Чен играл смешного клоуна, в семье его ролью был суровый, эмоционально отстраненный сторонник дисциплины – архетип, знакомый большинству китайских детей. «Каждый раз, когда Брюс делал что-то не так, отец наказывал всех нас, – посмеиваясь, вспоминает Фиби. – В наши обязанности входило заботиться о младшем брате. Отец выкручивал нам уши, закрывал дверь и ставил на колени. «Будешь и дальше хулиганить?» – спрашивал он Брюса, а затем бил нас – мальчиков бамбуковой палкой, а девочек свернутой газетой. Брюс не понимал, почему девочек бьют только газетой. «Потому что твои сестры – девочки, а удар газетой не такой болезненный, – объяснял отец. – Но вы, мальчики, вели себя отвратительно, поэтому такого наказания вам будет недостаточно». Часто отцу даже не нужно было бить Брюса – он мог напугать Брюса одним лишь взглядом. Отец внушал трепет».

Плохие отметки, постоянные драки, все более жестокие проказы и издевки – Маленький дракон позорил свою семью и подмачивал репутацию родителей. После выходки с билетером в Театре Донгл стало ясно: с этим нужно было что-то делать. Единственным, что любил Брюс, помимо комиксов, была актерская игра. Грейс с трудом удавалось вытянуть его из постели утром и отправить в школу, однако у нее никогда не возникало трудностей с тем, чтобы разбудить его, когда нужно было отправляться на съемки после полуночи [16] Чтобы избежать громких звуков Гонконга и близлежащего аэропорта, большую часть материала студии снимали ночью. Лишь в 60-х годах они начали записывать звук отдельно ( прим. автора ). . «Брюс всегда выглядел естественным, – уверяет Роберт. – Разбуди его среди ночи – и он сразу же был в роли».

Поскольку другие наказания не работали, отец сделал ему перерыв в съемках, пока Брюс не начнет вести себя прилично. Он запретил Маленькому дракону сниматься в продолжении «Малыша Чунга». До конца 1950 года Брюс не появился ни в одном фильме. После долгих уговоров Брюсу разрешили сняться в фильме «Раннее детство» (1951), но поскольку его поведение не улучшилось, запрет на съемки был наложен вновь. В карьере Маленького дракона настал двухлетний перерыв, до 1953 года.

Хой Чен и Грейс не были из тех родителей, что всеми силами заставляют своего ребенка делать карьеру, и они рассматривали возможность сниматься не как профессию, а как привилегию, которой можно лишить сына, если тот будет учиться плохо. Хой Чен рос в такой бедности, что не мог позволить себе посещать школу. Он не хотел, чтобы один из его сыновей остался без хорошего образования – или совершил те же ошибки, что и отец.

Гонконг был наводнен опиумом даже спустя сто лет после его захвата Великобританией. Колониальное правительство официально запретило его курение в 1908 году, но исполнялся этот запрет очень плохо. Вплоть до 1960-х количество опиумных наркоманов, особенно в сфере развлечений, продолжало расти. Одним из них был отец Брюса. «Это помогает моему театральному голосу, – утверждал Хой Чен, – и делает его нежнее». Опиум для актеров китайской оперы был как героин для американских джазовых музыкантов. В кантонском сленге существовал даже отдельный термин для курения опиума – «жевательная рифма».

Любимой ролью Хой Чена и его наиболее известным выступлением была пьеса «Два опиумных наркомана подметают дамбу» – комедия о двух исхудавших, зависимых от пагубной привычки людях, которых отправили на уборку в Гуанчжоу после того, как правительство запретило опиум. По сюжету оба актера, игравших главные роли – Ли Хой Чен и Сунь Ма Дзэ Цанг, – должны были вечер за вечером курить опиум на сцене.