Сергей Решетников - Иркутская сага. Воспоминания о прожитом. Том 1

Я же поведу свой рассказ о нашем воспитании, а оно зачастую проходило на улице. Улица закаляла и воспитывала, показывала примеры и антипримеры жизни, морали, поведения. Во многом, уже вне занятий в школе, там формировались взгляды, характеры.

Управление ВСЖД

В те далекие времена почти каждое утро начиналось с зычного зазывания молочницы: «Мо-ло-ко, мо-ло-ко».

Два огромных бидона со свежайшим молоком ожидали покупателей. Люди, еще сонные, бежали во двор, кто с бидонами, кто с банками. Молоко было всегда вкусным, мы любили молоко и, конечно, молочницу. Еще во двор часто заходил с переносной точильной установкой мастеровой мужик. Он кричал во всю глотку: «Ножи точу, топоры, ножницы». Женщины бежали, не у всех мужья вернулись с фронта, но, спасибо точильщику, все ножи были острыми. Потом все это куда-то безвозвратно исчезло.

Как-то утром, часов в пять или шесть, слышим от дома номер пять, что по улице Карла Маркса, мимо домов семьдесят один и шестьдесят семь, что по улице 5-й Армии – это наш двор Управления Восточно-Сибирской железной дороги – «железка», пролетает необычный звук: «Молоко-о-о-о».

Люди по сложившейся привычке потянулись во двор, но ни молока, ни молочницы не было. Это старшие пацаны Володя Веселов, Шурик Павловский и Костя Чижик так прикалывались, поочередно крича каждый из окна своей квартиры. Сговорились с вечера потешаться над местными жителями, а потом смотрели во двор и считали количество обдуренных граждан. Затем делились своими наблюдениями и вели счет «победам».

Было много и других приколов, пацаны развлекались как могли, как допускало то послевоенное время. Мы, мелкие, еще «салаги», с обожанием смотрели на наших старших товарищей, на их, казалось бы, безобидные шалости.

Драмтеатр

Однажды Серега Мамонов с Витей Гороховым спрашивают, подначивая, меня, пятилетнего мальчишку: «А слабо тебе, Серый, задраться на улице на группу старших пацанов или ты забздишь получить по морде? В „железке“ живут самые смелые пацаны Иркутска, а ты какой будешь?»

Я говорю: «Пойдем, попробуем».

Выходим в проход между Управлением ВСЖД и домом номер пять напротив Драмтеатра. Начинается мой первый урок мужества и хулиганства. По центральной улице города, названной в честь основоположника большевистских идей Карла Маркса, идет группа человек восемь—десять старшеклассников.

Я вызывающей походкой пеликана подхожу с нахальным видом, перегораживаю пацанам дорогу и нагло прошу закурить.

На что старший из группы «оппонентов» так же дерзко и вполне справедливо парирует мою просьбу: «Тебе еще сиську сосать, недоросток, а не папиросы стрелять на улице!»

Все его друзья дружно и величественно ржут.

А за киоском «Союзпечати» прячутся наши дворовые пацаны.

Их ряды постоянно пополняются новыми бойцами-хулиганами. Уже подтянулись Володя Михин, Саша Григоров, Олег и Вася Кульковы, Саша Грабилин, Валя Смольков.

Другие пацаны играли в футбол на дворовой спортплощадке. Шурик Павловский комментировал матч, пародируя известного комментатора Николая Озерова. Его, Шурика, называли Метлой за умение находчиво и быстро говорить: «С мячом Толик Яворский, он делает передачу Валере Саранцеву, мяч подхватывает Женя Остробредов, удар… Вратарь Сергей Макеев отбивает, и Анатолий Шкилевич проводит контратаку. Мяч подхватывают братья Пушкины (Виктор, Володя, Коля и Сергей Васильевы их называли Пушкины за кудри), им пытается противостоять Сергей Серазитдинов. Женя Метелкин получает мяч, делает пас. И… Юрий Павловский пробивает по воротам гостей… Вратарь Борис Власов прыгает… ГОЛ, ГОООООЛ, ГО-О-О-ОЛ».

Гена Тюхменев и Саша Духов по соседству резались в настольный теннис. Гена в будущем – боксер-тяжеловес, а Саша – великолепный теннисист.

Прозвучал клич: «Наших бьют».

Это заранее позаботились дворовые гонцы, все ребята побежали к нам на помощь. И вот уже они затаились и ждали развития событий, укрывшись за киоском.

Я, глядя в глаза сопернику, лихо сплюнул через губу и произнес какое-то грязное ругательство в адрес этих парней.

Мои процессуальные противники были ошарашены. От такой неслыханной наглости их покорежило: как так, они спокойно прогуливаются, никого не трогают, а тут какой-то шпанец, метр с кепкой ростом, начинает качать права.

Они вполне заслуженно очень сильно обиделись. «Надо проучить этого малолетнего выскочку,» – наверное, подумали ребята. «Сейчас будут бить,» – подумал я.

Стало страшновато только от одной такой мысли.

Их намерения без труда читались по их возмущенным лицам. От нахлынувшего негодования у старшего из парней задрожали губы. Двое, которые покрепче, стали демонстративно разминать свои кулаки. Другие издевательски улыбались, предчувствуя роскошную трепку малолетнему хулигану. Действительно, парни приготовились накостылять мне, видимо в целях привития уважения к старшим.

Кто-то из них выругался матом. Типа «фильтруй базар, молокосос» – это в литературном переводе.

И все они пошли на меня буром. Было страшно, но я не сдвинулся с места. Хоть противостоять ответной агрессии у меня не было ни сил, ни возможностей, но держать марку задиры я был обязан.

Я не видел нашей засады, но был уверен, что Мамон и Горох меня не оставят наедине с этими озверевшими парнями.

Дальше все происходило как в цирке.

Из-за киоска выходит Витя Горохов – высокий и широкоплечий боксер, которого шпана хорошо знала в Иркутске.

Он делает «предъяву» тем пацанам, «типа, зачем обижаете хорошего мальчика Сережу», и начинает драку. И тут вываливает уже вся наша команда.

Я увидел неподдельный ужас в глазах соперников. Они потеряли дар речи. Страх захватил все их сознание. От одного вида нашей дружной команды они были деморализованы.

В результате инстинкт самосохранения взял верх. «Обидчики» хорошего мальчика Сережи обратились в бегство. Наши свистели и улюлюкали убегающим вслед.

Мы победили. Но эти оценки я делал уже позже, на основе своих детских впечатлений, а тогда я всей опасности не осознавал.

Серега Мамонов, один из зачинщиков, многозначительно, подводя итог состязанию, произнес:

«Мерседес бенц, алимундро чичико. Мамацы клецки. Буэнос-Айрес бесамомуча».

Что это значило, мы не понимали, но всем было весело.

Мне дали курнуть папиросу «Север».

– Фу, какая гадость, – сказал я.