Игорь Малинский - Записки сдержанного оптимиста

Лето… На верёвках, протянутых через двор от тополя к стенам домов, сидит множество курдиков и стрекоз. Девочка, очень похожая на мою старшую сестру Фаину, пытается их поймать на низко опущенных верёвках, приговаривая: «Курдик, мальчик, сядь мне на пальчик». По ощущениям день летом в детстве – бесконечный, как целая маленькая жизнь. Утро долго тянется, ещё не жарко, во дворе – тени от тополя, от крыш. Слышны голоса: переговариваются женщины, не работающие где-то, домохозяйки, пенсионерки; кто-то стирает, набирает воду из колонки, а две соседки собрались идти на базар. Дети завтракают почти на ходу, хотят быстрее выскочить во двор и приступить к играм. Двор расчерчен классиками: на булыжниках – мелом, а если на земле – острой палочкой. Три девочки – Талка, Люся и Фаина – выносят кукол, одёжки, расстилают на земле под нашими окнами старое одеяло, устраивают кукольные квартиры. Выходят двое мальчишек, предлагают поиграть в жмуритки (именно так в Херсоне – не жмурки и не прятки). Тот, кто жмурится, подходит к тополю, прислоняется лбом к ладоням, ладонями – к стволу, закрывает глаза, считает: «Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Кто не заховался, я не виноват». Остальные в это время прячутся по всему двору, нельзя только домой забегать. Яшка увидел прячущуюся на лестнице Талку, подбежал к тополю, ударил по нему рукой и крикнул: «Дыр-дыра, Талка». Пошёл искать остальных…

День плавно подобрался к полудню, зовут обедать. Дети разбегаются, оставляя все свои игрушки. Куклы, одёжки, посудка, скакалки ждут своих хозяек. Возле двери квартиры №14 сидит на табуретке тётя Поля, она очень толстая и невысокая, всё делает сидя – режет овощи, чистит рыбу, моет. В последнее время плохо видит, но по шагам узнаёт всех.

– Игоррр, это ты? – растягивая слова, с характерным гортанным «р» спрашивает она.

– Я, тётя Поля.

– Ты не мог бы ко мне зайти, напомпать прррымус?

«Напомпать прымус»!!!

Ну где ещё такое услышишь, кроме старых херсонских и одесских двориков?!

Наша квартира – следующая, №15. Только позже мы поняли, что №14 и 15 – это одна квартира: лепнина вдоль потолка обрывается около стенки в наших кухне и коридорчике, а стенка в коридоре – фанерная. После революции, видимо, сделали две квартиры, чтобы побольше народу заселить, и дверь пробили во двор в окне квартиры тёти Поли. У нас рядом со входной дверью – деревянная пристройка, что-то вроде кладовки и летней кухни. Там кастрюли, сковорода, керогаз, на котором летом еду готовили. Ну а зимой вечером, когда стемнеет, туда дети ходят на горшок, чтобы не отправляться в общественный туалет в конце двора. Да, как в анекдоте – со всеми удобствами во дворе (позже установят в квартирах туалеты, души или ванны). А что, летом это было даже весело: с утра ставили на солнышке во дворе корыта, тазы с водой, она за полдня нагревалась, и мы, дети, мыли ноги, плюхались, потому что бегали в трусах, в открытых сарафанчиках и были, мягко говоря, не совсем чистыми. На летней кухне колдует бабушка Лиза.

Для меня всё, что готовит она, – верх кулинарного искусства. Я понимаю, что очень субъективно. Но фаршированный лещ и этот рыбный холодец с картошкой!.. Ничего подобного я больше никогда не пробовал. Как говорится, секрет приготовления утерян. При мне бабушка уже не работала, была домохозяйкой, но в настоящем смысле этого слова – это была повседневная работа с утра до вечера. На ней были готовка, походы на базар, стирка, ежедневные вытирания пыли, вытряхивание коридорных ковриков, подметание в кухне и коридоре. (По субботам полную уборку с мытьём полов делала мама после работы: суббота – короткий день). На то, как бабушка торгуется с продавцами, можно было смотреть вечно. Для меня походы с ней на базар тоже не прошли бесследно: не скажу, что я часто торгуюсь, но если делаю это, то всегда успешно. В начале 1990-х в Стамбуле на базаре в «кожаном» магазинчике присмотрел себе куртку и, услышав цену $140, сказал хозяину, что я у него надолго; выпив несколько чашек кофе и выкурив полпачки (тогда ещё курил) «Мальборо», через 2 часа я был счастливым обладателем куртки за $70.

Мои детские впечатления от нашего Центрального рынка можно выразить одним словом – рыба! Она висела, лежала, плавала, была всех видов, сортов и способов приготовления. Поэтому, бывая потом в других городах, не удивлялся тому, что херсонская рыба и херсонские арбузы – это устойчивые словосочетания.

И ещё два памятных фрагмента с улицы Торговой: во-первых, киоск, в котором на подносе лежал шоколад, огромными кусками серого цвета; во-вторых, плакат, на котором радостная девушка в платке и рабочем комбинезоне демонстрировала початок кукурузы. По верху рисунка шла надпись: «Кукуруза – царица полей!» Да… было и это, из песни слов не выбросишь.

Летний день подходит к концу. Вечером приходят родители с работы. Ещё светло. После ужина взрослые сидят во дворе: мужчины играют в домино, женщины «лускают» семечки, разговаривают. Когда совсем темнеет, начинают расходиться.

У нас первых во дворе появляется телевизор. Дед Лёва купил. Летом вечером, уже когда темнело, телевизор, бывало, ставили на широченный подоконник открытого окна экраном во двор, соседи садились перед ним и смотрели фильмы, концерты или футбольные матчи. А зимой иногда самые близкие соседи заходили смотреть и в квартиру. В выходные летом ездили на пляж.

Катера туда и оттуда снуют навстречу друг другу из речпорта целый день. Ну а вечером одеваемся поприличней и идём всей семьёй, а бывает, и несколькими семьями, на Суворовскую или в парк на качели.

Деду было тогда немногим больше, чем мне сейчас, однако он успел родиться в ХІХ веке, в 1898 году! Это был высокий подтянутый мужчина с гладко выбритой головой, очень немногословный и с виду даже суровый.

На самом деле он никогда не отказывал никому в помощи, особенно родственникам, которые съезжались со всего Советского Союза, от Молдавии до Якутии, от Москвы до Ташкента, да и, чего греха таить, часто брали у него в долг. В нагрудном кармане у деда всегда лежали складной метр и алмаз для резки стекла, за ухом торчал маленький остро отточенный карандаш. Деда Лёву на Центральном рынке знали все – он был лучшим стекольщиком. С утра шёл на рынок, где с другими стекольщиками принимал заказы. Часто ходили стеклить окна, двери по всему городу. Кстати, дед внёс свою лепту и в съёмки «Олеко Дундича»: была сцена на базаре, в которой «красные» дрались с «белыми» и при этом громили лавки, а Лев Фроимович после каждого дубля стеклил окна – благо жил напротив. Вообще это был очень рукастый мужчина, всё, за что ни брался, делал с толком и расстановкой. Дед быстро и профессионально резал кур и петухов. Ему приносили птицу из соседних дворов, возможно, он был из потомственных шойхетов (резник в иудейской общине). Не знаю, какое у него было образование, но писал дед Лёва мелким красивым почерком, по вечерам читал газеты, слушал радио (у нас был большой ламповый приёмник-проигрыватель пластинок), короче, всегда был в курсе всех событий.