Александр Аникст - Шекспир

Поэт Джон Уивер, рассчитывая на богатое вознаграждение от лорда Кобхема, написал стихотворную повесть «Зерцало мучеников, или Жизнь и смерть трижды храброго воина и мученика за веру сэра Джона Олдкасла, лорда Кобхема» (1601).

Олдкасл — Фальстаф стал одним из самых больших любимцев лондонских театралов. Об этом в один голос свидетельствовали отзывы современников в различных стихах и эпиграммах. Так как поэтические достоинства этих стихотворных произведений не имеют для нас значения, я позволю себе передавать их содержание прозой, чтобы точнее воспроизвести мнение современников Шекспира.

Много лет спустя поэт Леонард Диггз отмечал, что даже произведения более академичного Бена Джонсона не могли сравниться с успехом «Генриха IV». Хотя «Вольпоне» и «Алхимик» Бена Джонсона, по его мнению, превосходят творения древних авторов, представления их подчас не собирали денег на оплату угля, когда спектакли шли зимой в закрытом помещении театра Блекфрайерс. «Но стоило появиться Фальстафу, Гарри, Пойнсу и остальным, как уже не хватало места, — столько набивалось публики».

Шумных зрителей, толпой стоявших у сцены, не просто было заставить вести себя тихо во время спектакля, но, по свидетельству Томаса Палмера, «Фальстаф заставлял толпу надолго прекращать щелкать орехи». Следом за Фальстафом самым популярным персонажем стал придурковатый и глуховатый судья Шеллоу, появляющийся во второй части «Генриха IV».

Слух о том, что «слуги лорда-камергера» играют какие-то очень смешные пьесы, дошел до королевы. Она соизволила посмотреть забавные приключения сэра Джона Фальстафа. Реакция королевы была несколько неожиданной. Предание об этом сохранилось в театральной среде и было сообщено много десятилетий спустя, но оно вполне достоверно. Елизавета уже была одной ногой в могиле, а у нее на уме все были амуры, что подтверждается покровительством, которое она оказывала Эссексу. Королева выразила желание «увидеть Фальстафа влюбленным». Идея показалась ей очень забавной. Но едва ли смеялся Шекспир, когда ему это было сказано. Его Фальстаф, как известно, давно перезрел для любви. Пушкин писал: «Разбирая характер Фальстафа, мы видим, что главная черта его есть сластолюбие; смолоду, вероятно, грубое дешевое волокитство было первою для него заботою, но ему уже за пятьдесят, он растолстел, одрях; обжорство и вино приметно взяли верх над Венерою». [67] «Пушкин-критик», М., 1950, стр. 413.

Елизавете не дано было понять замысел Шекспира. Она смотрела комедию глазами одряхлевшей кокетки, которая пыталась скрывать свой возраст интересом к любовным увлечениям. Власть, которая была в руках этой старухи, превращала любой ее каприз в закон. Шекспир выполнил заказ королевы, и выполнил в неимоверно быстрый срок, написав, как гласит предание, за две-три недели комедию «Виндзорские насмешницы». Шекспир торопился и, можно подумать, в общем довольно небрежно отнесся к заказу королевы. Он не потрудился сочинить комедию в стихах, как большинство своих пьес, а почти всю пьесу написал в прозе. Впрочем, для этого у него могли быть и другие мотивы — уже художественного порядка, — ведь это единственная вещь Шекспира, где все действие происходит в буржуазной среде.

Пьеса полна намеков, над которыми современники очень смеялись, но впоследствии они стали непонятными, ибо исчезла память о том, что подало повод для многих шуток. Мы уже говорили о том, что изображение Виндзора в комедии отражает стратфордские впечатления ранних лет. Образы горожан и горожанок, смело можно это сказать, были типичны для всей провинциальной Англии, как и фигуры школьного учителя и местного священника. В сэре Хью Эвансе мы уже признали одного из педагогов в шекспировской школе. Священник тоже наверняка был из Стратфорда, но Шекспир и его сделал не портретом, а типом.

Один из самых дотошливых современных исследователей, сделавший своей специальностью изучение окружения Шекспира, Лесли Хотсон, обратил внимание на то, что в комедии есть несколько намеков на орден Подвязки, а также на некоторые другие детали, и установил, что некоторые шутки и каламбуры в пьесе были рассчитаны на придворную публику, знавшую историю немецкого графа Момпельгарта, которому королева обещала в 1592 году орден Подвязки. Елизавета была мастерица обещать, но не торопилась с выполнением своих посулов. В 1598 году, когда «Виндзорские насмешницы» игрались перед королевой, от графа прибыло новое посольство с просьбой выдать орден. Можно представить себе усмешку старой королевы в рыжем парике и подобострастные смешки придворных по поводу безуспешных домогательств немецкого князька. Лишь два года спустя, когда Елизавете надоела вся эта история, она вручила Момпельгарту знаки высшего ордена Англии.

История создания «Виндзорских насмешниц» интересна тем, что показывает Шекспира как драматурга, выполняющего королевский заказ. Предание сохранило память о том, что Елизавета осталась довольна комедией.

Задание королевы Шекспир выполнил не очень точно. Фальстаф не влюблен, он просто волочится за двумя горожанками, а те ловко водят его за нос. Фальстаф в конце понимает это и признается: «Вот пример того, как умный человек может оказаться в дураках, если ум его занят глупостями».

Виндзорская эскапада Фальстафа не была предусмотрена Шекспиром. У него был совсем другой замысел. В конце второй части «Генриха IV» актер, произносивший эпилог, обращался к зрителям со следующими словами: «Если вы еще не пресытились жирной пищей, то ваш смиренный автор предложит вам историю, в которой выведен сэр Джон, и развеселит вас, показав прекрасную Екатерину Французскую. В этой истории, насколько я знаю, Фальстаф умрет от испарины, если его уже не убил ваш суровый приговор…»

Шекспир не выполнил обещания и больше не показал Фальстафа на сцене. Когда он писал третью пьесу о Генрихе, изображая, как он стал королем и одержал победы над французами, а затем для примирения с прежними врагами женился на французской принцессе, Фальстаф мог ему только помешать своим балагурством. Из-за того, что он мог затенить героическую фигуру Генриха V, Шекспир пожертвовал им. Хозяйка таверны, у которой (и с которой) Фальстаф жил, сообщает зрителям, что он не может принять участие в походе англичан во Францию: он умер. Его товарищи по пьянству, грабежам и проказам поражены горем. Пистоль восклицает: «Умер наш Фальстаф, и мы должны скорбеть!» Красноносый Бардольф вторит ему: «Хотел бы я быть с ним, где бы он ни был сейчас, на небесах или в аду!» И тогда хозяйка рассказывает о том, как умер Фальстаф: «Нет, уж он-то наверняка не в аду, а в лоне Артуровом, сели только кому удавалось туда попасть. Он так хорошо отошел, ну, совсем как новорожденный младенец; скончался он между двенадцатью и часом, как раз с наступлением отлива. Вижу я, стал он простыни руками перебирать да играть цветами, потом посмотрел на свои пальцы и усмехнулся. „Ну, — думаю, — не жилец он больше на свете“. Нос у него заострился, как перо, и начал он бормотать все про какие-то зеленые луга. „Ну как дела, сэр Джон? — говорю я ему. — Не унывайте, дружок“. А он как вскрикнет: „Боже мой! Боже мой! Боже мой!“ — так раза три или четыре подряд. Ну, я, чтобы его утешить, сказала, что ему, мол, незачем думать о боге; мне думалось, что ему еще рано расстраивать себя такими мыслями. Тут он велел мне потеплее закутать ему ноги. Я сунула руку под одеяло и пощупала ему ступни — они были холодные как камень; потом пощупала колени — то же самое, потом еще выше, еще выше, — все было холодное как камень». [68] «Генрих V», I, 3. Перевод Е. Бируковой.