Александр Аникст - Шекспир

Молодой драматург имел успех. То ли его подзадорил Бен, то ли сам он был задира не меньше его, во всяком случае, следующая пьеса Бомонта «Рыцарь пламенеющего пестика» (1607) представляла собой театральную пародию на увлечение горожан романтическими приключенческими драмами. Новой «войны театров» она не вызвала.

Примерно в те же годы в Лондоне появился Джон Флетчер, сын священника, ставшего епископом. Флетчер родился в 1579 году. Он был на пять лет старше Бомонта и начал писать в одно время с Бомонтом, но не имел никакого успеха.

Случай свел их, и Бомонт и Флетчер решили жить и писать вместе. Так они прожили несколько лет, пока в 1613 году Бомонт не женился. Они и после этого продолжали писать совместно вплоть до ранней смерти Бомонта, который умер в один год с Шекспиром, в 1616 году.

Бомонта и Флетчера привлекли к постоянной работе в театре «слуг его величества», в которой они заняли место Шекспира. Лет за десять до этого Шекспир пытался приручить для своей труппы Бена Джонсона. Из этого ничего не вышло. Шекспир все время искал себе смену. Мы не сделаем ошибки, предположив, что именно он, оценив дарования Бомонта и Флетчера, посоветовал заказывать отныне им столько пьес, сколько они брались написать.

Даже если отбросить предположение о том, что Шекспир любил поддерживать молодые дарования из чисто этических или эстетических принципов, остается несомненной его заинтересованность в этом как одного из главных пайщиков труппы, доходы которой для него были далеко не безразличны.

Еще один драматург, заметно выдвинувшийся в эти годы, — Джон Вебстер, писавший то для труппы короля, то для труппы королевы. Он явился самым значительным мастером в области трагедии после Шекспира. Его лучшие трагедии — «Белый дьявол» и «Герцогиня Мальфи».

Неподалеку от собора Святого Павла на Брэд-стрит (Хлебная улица) помещалась таверна. Вывеской ей служило изображение девицы с распущенными волосами и рыбьим хвостом. Англичане называли таверну «The Mermaid». По-русски это переводится по-разному: «Сирена», «Морская дева» и, наконец, «Русалка». Если бы первые два названия не были уже у нас широко известны, я выбрал бы третье, а из известных отдаю предпочтение первому зз его краткость.

Хозяином «Сирены» был тезка Шекспира Уильям Джонсон. Шекспир с годами завязал с ним крепкие деловые отношения настолько, что Джонсон принял участие в одной коллективной сделке, к которой были причастны Шекспир и Джон Хеминг. Дело заключалось в покупке дома в Лондоне и получении заклада под него. Еще и сейчас в Британском музее можно видеть составленный нотариусом документ, к которому прикреплены их подписи.

Но таверна «Сирена» интересна не этим.

Расположенная в центральной части Лондона, она стала излюбленным местом сборищ. Мы уже упоминали, что в ней была лондонская явка участников порохового заговора. Еще до этого в нее часто заходили актеры и люди, причастные к литературе. Сюда жаловал сам Уолтер Рали. Он создал в таверне своего рода клуб, собиравшийся в первую пятницу каждого месяца. Беда, однако, была в том, что пятница была объявлена постным днем. Но литературно-театральный кружок, собиравшийся под вывеской с изображением русалки, не удовлетворялся рыбной пищей. Оказавшись перед выбором — потерять выгодных и приятных клиентов или платить штраф, — Уильям Джонсон предпочел второе, тем более что щедрость его гостей позволяла возместить и этот дополнительный расход.

Кто же входил в состав этого кружка мясоедов по постным дням? Учредителем ежемесячных сборищ был, как сказано, Уолтер Рали. Он приходил сюда не для того, чтобы рассказывать о морских подвигах и битвах на суше или о придворной жизни, в чем он был весьма осведомлен, а для разговоров о поэзии, которой он отдал дань, написав немало стихотворений разного рода. Но он бывал здесь до того, как воцарился Джеймз, который упрятал его в Тауэр и обрек этого общительного человека на одиночество.

По старшинству следующим надо назвать Майкла Дрейтона, который был на год старше своего земляка Шекспира. Оба происходили из графства Уорикшайр. Поэт и драматург, он много лет работал бок о бок с Шекспиром, и найдено много свидетельств их литературной близости: в знак внимания к творчеству собрата то один, то другой заимствовал что-нибудь из произведений своего земляка или откликался на его сочинения намеком. Дрейтон частенько заезжал в Стратфорд, и это укрепило его дружбу с Шекспиром.

Нет необходимости давать характеристику следующему члену клуба драматургу Уильяму Шекспиру. Читатель уже хорошо знаком с ним.

На три года моложе его был Томас Кемпион, замечательный представитель универсализма, свойственного людям эпохи Возрождения. Поэт, музыкант, юрист и медик, он обладал оригинальными идеями в каждой из этих областей. Он отстаивал необходимость ввести в английскую поэзию формы античного стихосложения. Как музыкант он написал учебник контрапункта. Не касаясь его юридических и медицинских познаний, скажем, что при всей его учености он писал подчас изящные стихи и к ним не менее изящную музыку. Завсегдатаи кружка, наверное, не раз слушали, как он исполнял их, аккомпанируя себе.

Приходил в «Сирену» сын богатого купца Джон Донн (1572–1631). Он писал стихи, и Бен Джонсон считал, что «Джон Донн в некоторых отношениях лучший поэт в мире». При жизни он, однако, не стяжал славы. Немного больше известности выпало ему, когда он в 1615 году вступил в духовное звание и, став настоятелем собора Святого Павла, читал проповеди, которые сбегался слушать весь Лондон. Только в XX веке получил этот необыкновенный человек широкое признание. Теперь очевидно, что после Спенсера и Шекспира, не говоря уже об остальных, он открыл новый этап в истории английской поэзии, возглавив так называемую «метафизическую школу» поэтов. В XX веке широкую известность приобрели слова из проповеди Донна, свидетельствующие о том, что и в рясе священника он сохранил гуманистические взгляды, которые объединяли его с членами кружка, собиравшегося в «Сирене»: «Ни один человек не является островом, отделенным от других. Каждый — как бы часть, континента, часть материка; если море смывает кусок прибрежного камня, вся Европа становится от этого меньше… Смерть каждого человека — потеря для меня, потому что я связан со всем человечеством. Поэтому никогда не посылай узнавать, по ком звонит колокол; он звонит по тебе».

Эти слова Хемингуэй избрал эпиграфом для романа «По ком звонит колокол».

На год моложе Донна был Бен Джонсон. Уже в первое десятилетие XVII века он завоевал в литературно-театральном мире место литературного диктатора. Он был ученее большинства поэтов и, безусловно, воинственнее всех их. Он заставлял слушать себя. И не только слушать, но иногда даже слушаться. У него уже были свои приверженцы.