А. Владимирович - Время умирать. Почему Ян Флеминг убил Джеймса Бонда

Сэр Рональд был редким и счастливым исключением в среде высокомерных и чванливых английских аристократов. Он внимательно выслушал Яна и без лишних вопросов дал распоряжение об оформлении положенных разрешений. Спустя год, когда в новогодние каникулы 1955 года в газетах было напечатано объявление о том, что сэр Рональд удостоен рыцарского звания, Флеминг отправил ему поздравительную открытку: «Я надеюсь, что Интерпол гордится вами!». На оказанную когда-то услугу начинающий писатель решил ответить скромным подарком: в новом романе о Джеймсе Бонде он в деталях описал свою первую памятную встречу с сэром Рональдом, который появляется в роли суперинтенданта Ронни Вэлланса:

Почти пять минут понадобилось Бонду, чтобы стряхнуть с себя уныние и понять, что равнодушный к межведомственной вражде Ронни Вэлланс действительно рад его приходу и заинтересован лишь в одном – сохранить «Мунрейкер» и уберечь лучшего из своих сотрудников от возможных неприятностей.

Вэлланс был прирожденный дипломат. <���…> Говорил искренне и профессионально. Ни словом не обмолвившись о деле, он завоевал дружбу и полное расположение Бонда.

…Бонд подумал, что своим умением ладить с людьми Вэлланс был, по-видимому, обязан двадцатилетнему опыту бесконфликтного сотрудничества с МИ-5, а также с униформированным персоналом и общению с полуграмотными политиками и вечно обиженными иностранными дипломатами.

Когда после четвертьчасового напряженного разговора они расстались, каждый знал, что обрел союзника. <���…> Также он оценил профессионализм Бонда и отсутствие у него каких бы то ни было ведомственных амбиций по отношению к Специальному управлению. Что же касается Бонда, то он был восхищен тем, что узнал об агенте Вэллансе, и больше не чувствовал себя одиноким, ибо за ним стоял Вэлланс и все его управление.

Покидая Скотленд-Ярд, Бонд твердо знал, что не отступил от первейшего принципа Клаузевица – он обеспечил себе тылы.

В августе 1956 года писатель с радостью принял предложение старого знакомого посетить Стамбул в надежде, что столица Турции поможет в решении нескольких задач. Прежде всего он планировал найти экзотические пейзажи для следующего романа о приключениях агента 007, а также надеялся почерпнуть из докладов интересную информацию о международной преступности. Только вот конференция оказалась скукой смертной, доклады были сухими и малоинтересными. Когда же по окончании мероприятия полицейские чины предложили Флемингу написать книгу об Интерполе, он отказался.

А пока, собираясь в Стамбул, Флеминг взял с собой в дорогу самый известный шпионский роман своего времени – «Маску Димитриоса» Эрика Эмблера. Семь с половиной часов перелета с посадками на дозаправку тянулись бесконечно. Флеминг почти буквально воспроизведет описание своего перелета в романе «Из России с любовью».

Роман показался Флемингу скучным, Стамбул в описаниях Эмблера представал грязным и дряхлым. Тем не менее, как и в других произведениях о «Большой игре», было в нем нечто завораживающее, о чем Флеминг поведал устами своего героя – Бонд во время перелета в Стамбул тоже читает «Маску Димитриоса»: «…он протянул руку к лежащему под сиденьем плоскому атташе-кейсу, достал оттуда „Маску Димитриоса“ Эрика Эмблера…».

Флеминг быстро устал от чтения и закрыл книгу, когда самолет пролетал над Швейцарией. Он взглянул через иллюминатор на покатые склоны Альпийских гор, и на него нахлынули воспоминания, а в голове невольно стали складываться фразы будущего романа: «Бонд отложил в сторону книгу и принялся за еду. Внизу промелькнуло стальное зеркало Женевского озера и сосновые леса, поднимающиеся к заснеженным пикам Альп. Самолет пролетел совсем рядом с огромным клювом Монблана. Бонд посмотрел вниз – на серые, как слоновья шкура, языки ледников – и вдруг увидел себя, семнадцатилетнего юношу, на вершине скальной расщелины с веревкой, обвязанной вокруг пояса, страхующего двух своих товарищей из Женевского университета, которые поднимались к нему по отвесной скале». Когда-то Флеминг так же ходил покорять заснеженные склоны Альп с молодыми дипломатами из Лиги наций, а по пути расспрашивал их о деталях международных отношений и старательно учил русский язык.

Вместе с другими участниками конференции Ян остановился в отеле «Стамбул-Хилтон», названном в честь его владельца Конрада Хилтона, где сервис и отношение к постояльцам были на высоте. Яну достался отличный номер, который он немного приукрасил в своем воображении, превратив в номер для новобрачных: «Солнечный свет заливал ее [комнату] через широкие двойные окна, выходящие на балкон. Стены были покрашены в розовые и белые цвета. Мебель, хотя и несколько поцарапанная, сохраняла элегантность начала века. На полу лежали роскошные бухарские ковры. С потолка, украшенного изысканной лепниной, свисала хрустальная люстра. Справа стояла поистине огромная кровать, а стену за ней украшало большое зеркало в позолоченной раме. Бонда это позабавило. Комната для новобрачных! Не хватало только зеркала на потолке. Просторная ванная, примыкающая к спальне, была оборудована буквально всем, включая биде и душ. Бритвенные принадлежности Бонда были аккуратно разложены на полочке над умывальником». Здесь пройдет любовное свидание Бонда и Татьяны Романовой. Завалившись на диван и откупорив бутылку с бурбоном из мини-бара, Флеминг решительно открыл триллер Эмблера, но дочитать роман даже во время скучной конференции ему не удалось. Полной противоположностью нудного мероприятия стали события, происходившие на улицах города. Писатель стал свидетелем так называемого Стамбульского погрома.

В первый же день конференции – утром во вторник 6 сентября, пока делегаты получали ключи от своих номеров и перебрасывались шутками о наряженном по-восточному в цветистые и яркие тона зале для заседаний, в газетах появилось тревожное сообщение о погроме, устроенном греческими террористами в Салониках. Вечерние газеты с преувеличенным восточным пафосом трубили об ущербе, нанесенном греками родине Кемаля Ататюрка. А той же ночью «при мирном свете месяца размером в три четверти от полной луны» случился шабаш. Простые турки попытались изгнать со своей территории всех греков – нацию, осквернившую святыню отца современной Турции. В метафорическом описании Флеминга «простой житель Турции, обычно светящийся приветственной улыбкой, той ночью превратил Стамбул в руины».

Наутро вместо отчета о конференции Интерпола Флеминг отправил в «Санди таймс» эмоциональную статью «Великий бунт Стамбула», которую напечатали только 11 сентября, потратив несколько дней на согласование текста с Министерством иностранных дел.