Кристиан Дюверже - Кортес

Эрнан был сторонником нормирования и государственного регулирования, поэтому его первой заботой стало ограничение продолжительности рабочего дня для «крепостных» индейцев, то есть для тех, кто должен был отрабатывать барщину помещику-энкомендеро. [163]Прежде всего он запретил труд женщин и детей до двенадцати лет, установил десятичасовой рабочий день. Запрещалось заставлять индейцев работать до восхода солнца; полагался один час перерыва на обед; все работы должны были прекращаться за час до захода солнца. [164]Воскресенье объявлялось выходным днем. Если учесть, что в тропиках световой день составляет в среднем двенадцать часов, то рабочая неделя крепостного-энкомендадо не должна была превышать шестидесяти часов. Для сравнения: рабочая неделя в шестьдесят часов соответствовала трудовому кодексу, действовавшему во Франции в 1900 году! Кортес также обязал энкомендерос кормить своих рабочих, установив дневной рацион в один фунт лепешек «с солью и сладким перцем». Однако вместо того, чтобы вернуться к логике оплачиваемого труда, принятого в Европе, но совершенно нежизнеспособного в Центральной Америке, Кортес разработал систему свободного времени, что позволяло каждому вести нормальную личную жизнь. По его указу период работы на энкомендеро не мог превышать двадцати дней, что соответствовало ацтекскому месяцу, а затем должен был наступить период полной свободы в тридцать дней.

Говоря современным языком, на двадцать рабочих дней приходилось тридцать дней отпуска. Год можно разбить на семь циклов в пятьдесят дней плюс пятнадцать рабочих дней. Из общей суммы рабочих дней надо вычесть двадцать два воскресенья, падающих на двадцатидневные периоды работы на энкомендеро. Итого за год получается сто тридцать три рабочих дня и двести тридцать два дня отпуска. Если рассматривать дни отработки как своего рода налог, то в процентном выражении сто тридцать три дня соответствуют совокупному налогу в 36,4 процента. Примечательно, что в 2000 году во Франции эта цифра в среднем достигала 46 процентов.

Очень удобно представлять Кортеса рабовладельцем и обличать крепостническую сущность энкомьенды, но что в таком случае прикажете думать о современных правительствах, отнимающих почти половину доходов граждан?

Второй «предохранитель» получил свое выражение в так называемой тразе ( traza ). За этим словом скрывается настоящая политика защиты прав индейцев. В Мехико, подвергшемся тотальной перестройке, испанцам выделялись участки под жилые кварталы ( solares ) с четко установленным периметром. За пределами этой территории, получившей название traza , испанцам проживать запрещалось. Точно так же Кортес запретил им находиться вне городов. К городам относились поселения с полноценной административной организацией. Кортес хотел тем самым предотвратить возникновение «диких» колоний, затерянных далеко в глуши и вне всякого контроля с его стороны. Осуществлялась своего рода сегрегация наоборот. Кортес пытался помешать распространению среди индейцев вредных моделей поведения. Как военачальник, он знал, чего стоят некоторые из его солдат, среди которых было немало отпетых негодяев, поэтому он стремился любой ценой оградить мексиканцев от дурного влияния. Немалое внимание он уделял и пресечению торговли телом, восстанавливавшей местное население против испанцев. Кортес был намерен предоставить коренному населению полное самоуправление в их селах и городских кварталах, где испанское присутствие ограничивалось бы только представителями власти, имеющими соответствующие полномочия. В этом же духе Кортес запретил испанцам всякую торговлю с туземцами, особенно обмен безделушек на золото и золотые предметы. Это ограничение было направлено против эксплуатации и обмана индейцев бессовестными торгашами, сводившими на нет все усилия конкистадора по созданию нового общества его мечты.

Помимо этого санитарного кордона Кортес делал ставку на деятельность нищенствующих орденов, которые по своему призванию часто вступали в контакты с индейцами. Хотя именно энкомендерос теоретически должны были в первую очередь способствовать христианизации индейцев, на этом поприще по замыслу Эрнана предполагалось сменить их служителям церкви. Кроме того, францисканцы должны были тайно надзирать за испанцами, оберегая коренное население от всякого произвола, насилия и притеснения.

Таков был дух проекта Кортеса, который так и остался утопией, не понятой даже многими его современниками.

Хотя в XVI веке этого слова и не существовало, Кортеса постоянно обвиняли в том, что сегодня принято называть «сепаратизмом». «Он возмущает землю», – говорили в то время или использовали перифразы наподобие « alzar latierra » или « evantarse con la tierra ». Под «землей», естественно, понимались жители, которых Карл V требовал объявить его вассалами, а Кортес считал своими сподвижниками. Этот весьма спорный вопрос объединил всех противников Кортеса, да так, что они в своем неприятии конкистадора дошли до слепого преклонения перед политикой короны. Произволу со средневековым или феодальным оттенком противопоставлялась законность короля, пекущегося о благе своих подданных. Это нашло свое отражение не только в восхвалении принципа монархического управления и испанской колониальной системы, но и в демонизации Кортеса сторонниками короля, умело игравшими на контрасте. Поэтому, чтобы понять истинное отношение Кортеса к Испании, которое не стоит путать с отношениями с властью, нам следует проанализировать психологию завоевателя Мексики.

Отношения с родиной были, бесспорно, сложными и противоречивыми. Сам процесс креолизации, который стал главной направляющей всей политики Кортеса, уже с самого начала отдалял его от Родины-матери. И эта позиция, выразившаяся в политике смешения рас, без всякого сомнения, проистекала из глубокого разочарования в Старой Испании.

Эта нелюбовь обращена в первую очередь против испанцев как нации. «Показательно, – открыто пишет Кортес в своей четвертой реляции королю Карлу V, – что большинство испанцев, прибывающих сюда, суть люди грубые, невежественные и дурного нрава, погрязшие в пороке и грехе». [165]Вот какое мнение, лишенное иллюзий, сложилось у губернатора Новой Испании о своих соотечественниках! С тех же критических позиций он относился и к испанской церкви. Кортес оказывал всестороннее содействие нищенствующим орденам, выполнявшим апостолические функции в Мексике, и всеми силами противился установлению постоянной церкви. И объяснял почему: «Если у нас заведутся епископы и прочие прелаты, они не замедлят перенести к нам дурные привычки, свойственные им сегодня. Они воспользуются церковным имуществом, дабы расточить его на роскошь и другие пороки; они пожалуют майораты своим детям и своим родственникам. И хуже всего: коренные жители этих мест знали в прежние времена священников, отправляющих культ и службы, и лица эти были честности и бескорыстия безукоризненного… Что подумают они, видя имущество церкви и службу Господу в руках каноников или прочих святейшеств, которые поведут жизнь невежд и предадутся свободно порокам, как сие вошло у них в привычку сегодня в наших королевствах? Тем преуменьшили бы нашу веру и учинили бы ей великую насмешку». [166]